Войдя в дом, Василий заметил в комнате матери слабый свет и двинулся туда. Тихо он перешагнул постели спящих сестёр и приоткрыл занавеску родительской обители.
Екатерина Ивановна спала, обняв Парасю обеими руками, сон её был тревожным, потому как брови были насуплены, а чуть бледные губы плотно сжаты. Василий отступил и тихо пробрался к печи, на которой спали Хрестя с Григоркой. Слегка подвинув ребят, он прилёг и тут же услышал осторожные шаги матери.
– Васятка? – шепнула она.
– Я, – отозвался он.
– Мне отец твой снился, – тихо прошептала она.
Василий поднялся на локтях и вслушался в её дыхание.
– Помер он, Вася. Ты бы съездил завтра в город.
Похолодел Василий, но виду не подал.
– Ты, мать, ложись спать, а я завтра узнаю в городе. Чего ты придумала, подумаешь, сон!
Но мать что-то пробормотала и ушла, тихонько шаркая босыми ногами. Помолилась перед иконами и улеглась стонать в подушку. А Василий до самого рассвета лежал с открытыми глазами и всё думал, бывают ли сны вещими или это люди от страху придумали. В комнате матери постоянно поскрипывала кровать, мать ворочалась, вздыхала, и к рассвету Василий понял, Екатерина Ивановна не спала.
Анна проснулась от стука двери. Мать сидела за столом серее их земляного пола, и покачивала Прасковью. Был ещё рассвет, и Екатерина Ивановна не спешила поднимать детей. Она мельком глянула на Марию.
Та вскочила и подбежала к собранному узелку своих вещей, затем она быстро расчесала свои жиденькие русые волосы, и снова обернулась на мать. Та молча продолжала качать Парасю, хотя ребёнок давно крепко спал.
– Мам, ты чего не спишь? Случилось что?
– Ничего, – тихо ответила Екатерина Ивановна, – тебя буду провожать, Мария. Когда придёт Фёдор?
– А Василий где?
– В город поехал. Отца проведать.
Был пасмурный день и влажный ветерок сулил дождь. Первая бригада, в которой работала Екатерина Ивановна, работала на самом дальнем участке колхозного поля. От села был он километрах в десяти за перевалом. Бригада работала, подготавливая землю для скорого сева колосовых, и пахоту надо было тщательно проборонить, чтобы дождевая влага задержалась на ровно разработанных участках.
– Торопи, торопи, Екатерина! – просил председатель, поглядывая на густую гряду черневших кучевых облаков.
– Тороплю, Ефим Игнатыч, тороплю, – отвечала ему Екатерина Ивановна.