– Я все равно собирался закрыть это дело за недостатком доказательств. Все указывает на то, что это был несчастный случай.
– Как же приятно знать, что закон в нашем городе охраняется людьми трезво мыслящими и внимательными к деталям! ― Хантер улыбнулся шире и протянул руку. – Я рад, что мы с вами поняли друг друга, коронер. Надеюсь, что вы и впредь продолжите так же внимательно следить за порядком!
Слэйд слегка нахмурился, как будто собирался что-то сказать. Но благоразумно промолчал и лишь ответил на рукопожатие. Рука у него оказалась ледяной и цепкой ― наверное, как и полагалось кровососу.
Оказавшись за дверью кабинета, Хантер вытащил из кармана пачку влажных салфеток и брезгливо протер ладонь.
***
«Скандинавская Сага» все-таки вышла на экраны, и первые же показы прошли с аншлагом ― многие желали собственными глазами убедиться, что все именно так, как и рассказывала пресса. Несмотря на то, что Слэйд сдержал данное мэру слово и дело закрыли за недостатком улик, а вердикт суда так и звучал ― «несчастный случай», шум поднялся невероятный. Кто-то осуждал Мейера за то, что тот наживается на чужой смерти. Кто-то, напротив, шел именно затем, чтобы поглазеть на «настоящую смерть». Версии выдвигались, обрастали подробностями, превращались в целые теории заговора. Шептались, что киностудия была на грани разорения, и что режиссер нарочно подстроил убийство, чтобы поднять рейтинги фильма, что сам Гарольд Мейер ― наркоман, задолжавший сумму денег, бандит, связанный с криминальным миром, сектант, принесший кровавую жертву своим богам… Впрочем, большая часть журналистов сходилась во мнении, что он попросту псих, лишившийся рассудка в погоне за «идеальным фильмом», и вспоминали историческую байку о Микеланджело Буонаротти, якобы отравившего натурщика, чтобы создать максимально правдоподобный образ мертвого Христа.
К Мейеру то и дело обращались за интервью ― и все они проходили п одному и тому же шаблону: «А вы правда убили актера?», «А он знал, что по сценарию должен был умереть?», «А как вы теперь собираетесь смотреть в глаза его жене?», «Где, по-вашему, грань, которую не должен переступать творец?». И так далее, и тому подобное. Гарри чувствовал себя так, будто к нему снова и снова возвращался Мик Слэйд, смотрел холодно-хищно, задавал одни и те же каверзные вопросы, дожидался малейшей ошибки.