– Что это? – удивился Нексин.
Борец стушевалась:
– Грешно будет сказать, но Павел Иванович, когда приезжала какая-нибудь комиссия из области, убирал портрет Жукова, а вместо него вывешивал генеральных секретарей, но так как они умирали один за другим, вывешивал портрет Ленина. Последний раз, то есть перед кончиной, Павел Иванович как вернул на место Жукова, так его портрет и оставался на стене до вашего прихода.
– Очень оригинально! – сказал Нексин, которому совсем не понравилось то, что рассказала Борец. И он вспомнил недавнюю встречу с Баскиным, который говорил «о пределе человека на земле». Нексину попалась снова на глаза сова, и он спросил:
– Это чучело тоже что-то означало для покойного Павла Ивановича?
– О да! – оживилась Борец. – Директор был заядлый, лучший, говорят люди, охотник в округе. А этот филин известный, можно сказать, трофей. С ним связана одна история, которая произошла довольно давно, я сама еще здесь не работала, училась в техникуме, но этот случай у нас знают все.
– Когда же это было?
– Ну, лет тридцать назад.
Нексин чуть не присвистнул от удивления, посмотрел с некоторым уважением на чучело.
– И что же тогда случилось? – сказал Нексин, опустившись в кресло. – Нина Викторовна, присаживайтесь, что стоять.
Борец стала рассказывать:
– В начале семидесятых здесь почти не было автомобилей, в основном тракторы и трелевщики леса, а народ, когда нужно куда-то поехать, пользовался лошадьми. Вы, наверное, еще не знаете всех сел и деревень в округе, но была раньше у нас деревня Цыбино, жителей в ней уже нет, теперь у лесхоза там самый дальний кордон. Дорога туда ведет все время лесом. И вот как-то в начале лета начали происходить странные вещи: стоило кому-то проезжать на лошадях, запряженных в бричку или телегу, по дороге на Цыбино, как из лесной чащи раздавался плач… Да, да! Самый настоящий плач, причем ребенка. Плач быстро переходил в страшный крик и хохот. Был он до того жуток, что лошади от страха чуть не выпрыгивали из оглобли, невозможно было остановить; случилось даже, что лошадь перевернула телегу и покалечила человека. Плач и вопли были такие душераздирающие – мороз по коже, – что паника охватывала не только животных, но и людей. Пошли самые невероятные слухи и истории, одна другой краше. Что только не придумывали: и о лесном человеке-невидимке, и, само собой, о чертях-леших, а также неприкаянной чьей-то душе. Последнее утверждение было, пожалуй, самым верным. Дело в том, что, как потом вспоминали, именно по этой дороге в том же году по весне в больницу один старик вез свою невестку с тяжелобольным внуком. Ребенок всю дорогу сильно плакал. Его так и не довезли, он умер… Одним словом, народ стал бояться ездить по той дороге, либо в поездку старались отправляться не в одиночку, а сразу по нескольку человек. Происходило это не каждый раз, иногда все было спокойно, начинали успокаиваться, но потом все повторялось. Понятное дело, раньше суеверными были жители в деревнях, а наши образованные работники из конторы лесхоза в чертовщину не верили, но и объяснить происходящее не могли. И тогда, чтобы прекратить все разговоры, Павел Иванович как-то сам и отправился в лес с кем-то из лесничих. Потом рассказывали, что где-то на половине пути в Цыбино услышали тот самый, как его назвал потом Павел Иванович, кошмарно-жуткий крик. Лошадь, шедшая до того спокойно, понесла, лесничий еле удерживал ее, но крик продолжал их преследовать откуда-то из чащи. В какой-то момент Павел Иванович увидел, как через дорогу перелетает птица с крыльями огромного размаха; но при этом летела легко и бесшумно. Она исчезла среди деревьев и густых веток, не натыкаясь на них, на другой стороне дороги. Он определил, что это был филин. Павел Иванович спрыгнул с телеги и дальше двинулся пешим, а лесничего, который держал лошадь, попросил подстегнуть ее. Как только лошадь пошла и заскрипели уключины колес, почти сразу с той стороны, куда перелетела птица, раздался плач, переходящий в жутко-кошмарный крик, временами похожий на хохот. И Павел Иванович выследил-таки в ветках пихты этого филина. Он потом рассказывал, как филин, совсем не боясь его, стал дрожать, фыркать и щелкать клювом, набирал воздух, надуваясь взъерошенным шаром из перьев, и издавал те самые страшные звуки. Когда птица пыталась взлететь, он ее подстрелил. Экземпляр был настолько хорош – очень крупная ушастая сова, – что из нее заказали чучело… Теперь оно перед вами…