Кости в теле словно стали чугунными, а по венам пустили не кровь, а ртуть. Я еле волочу ноги, но все еще нахожу силы, чтобы идти вперед. Треугольник зовет, манит к себе, обещая избавление от страданий. Мне даже кажется, что он слегка пульсирует таким слабым темным светом. До него осталось совсем чуть-чуть. Еще в начале моего пути Треугольник казался мне чем-то бесконечно далеким, недосягаемым. Я шел к нему чертовски долго, а он как будто удалялся. Не иначе играл со мной, проказник. А теперь – вот же он, казалось, только руку протяни и дотронешься – близко-близко. Особенно если сравнивать с вечностью.
Снова поднимается песчаная буря. В Пустыне они не редкость. Самое ужасное, что от них практически некуда спрятаться. Лишь однажды мне удалось отыскать скальное образование, которое могло меня защитить. Там буря не причинила мне особого вреда. Однако чаще всего мне приходилось пережидать их на открытой местности. Единственной вещью, которая могла хоть как-то защитить мою голову от неумолимо жалящего песка, был мой плащ. Обветшалый, дырявый словно решето, и все же со своей задачей он справлялся. Зрение, слух, обоняние до сих пор оставались при мне, хотя никаких звуков, кроме завывания ветра, и никаких запахов, кроме запаха раскаленного песка, уловить мне еще ни разу не удалось. А вот потерять способность видеть я никак не мог. Если я не буду знать, в какой стороне находится Треугольник, тогда всё. Проще будет умереть.
Я часто размышлял о самоубийстве. Да только вот беда – в Пустыне не существовало ни одного нормального способа расстаться с жизнью. Здесь не росло ни одного дерева, на котором можно было бы повеситься. Ни одной пропасти, чтобы спрыгнуть и разбиться насмерть. Ни одного водоема, чтобы утопиться. Ни одного острого предмета, чтобы вскрыть себе вены или вонзить в сердце. Единственным вариантом оставалось разбить голову о камень, но решиться на это я не мог. Где гарантии, что я не буду биться в агонии сутки напролет, если неудачно сломаю шею и меня парализует? Или что смогу удариться достаточно сильно и тут же испустить дух, а не стать безмозглым дурачком с перекошенным ртом и пустым взглядом?
Поблизости нет ничего, ни единой выпуклости, за которой можно было бы укрыться. Только горная гряда впереди, но туда я бы не успел добежать, даже будь у меня волшебные сапоги-скороходы. Что ж, плащ, мой милый верный друг, послужи мне еще раз, прошу тебя! Я обматываю им голову, оставив небольшое отверстие для дыхания, и, свернувшись калачиком, ложусь на песок. Такие же рваные, как и плащ, штаны и рубаха не защитят мое тело от песка, но хотя бы смягчат его укусы. А к боли я успел немного привыкнуть.