– Кто это? – скучным, как ей показалось, голосом спрашивает генерал.
Ее немного коробит и обижает столь равнодушное невежество. Если даже знаменитая книга еще не переведена на русский язык, все равно, он мог бы прочитать ее в оригинале.
– Месье Муравьев, Квазимодо – это герой великого романа Виктора Гюго, великого французского поэта и драматурга, – намеренно высокопарно, чтобы уколоть его самолюбие, говорит она. И даже называет нового русского друга по фамилии, хотя началась уже вторая неделя, как они перешли просто на имена, как и водится между близкими людьми.
– Простите меня, Катрин, – неожиданно смущенно откликается Муравьев, – я человек сугубо военный, последние семь лет воевал на Кавказе, и мне просто было не до высокого искусства. Я даже из наших великих никого не читал – ни Пушкина, ни Марлинского. Только кое-что из Державина, и то в юности… В театре смотрел комедию Гоголя «Ревизор», по-моему, очень смелая пиеса! Да вот еще: поручик Лермонтов недавно был убит на дуэли, говорят – замечательный поэт, а я с ним служил на Кавказе и тоже не знал…
Его простодушное покаяние настолько искренне, что Катрин становится стыдно за свое высокомерие, тем более что ей самой совершенно незнакомы названные Муравьевым фамилии. Неужели в далекой дикой России есть писатели и поэты, талантом равные Гюго, Бальзаку, Дюма, Жорж Санд?! Впрочем, не такая уж она и дикая: Катрин вспомнила, как отец, участвовавший в Великом походе Наполеона, отзывался о русских в высшей степени уважительно. И еще: лет восемь назад – она была совсем девочкой – газеты писали, что сын дипломата барона Геккерна убил на дуэли русского поэта, публично оскорбившего его. Кажется, поэта звали Пушкин. Я просто ничего о них не знаю, думает она, и спешит исправить свою бестактность:
– Если позволите, Николя, пока вы будете нашим гостем, я постараюсь восполнить пробелы в вашем знании современной французской литературы. – Он наклоняет голову в знак согласия. – Но, когда я приеду в гости к вам, вы познакомите меня с вашими великими… как вы их назвали?
– Пушкин, Гоголь, Марлинский… – Он запинается, неуверенно продолжает: – Державин, Лермонтов, Крылов… Дорогая Катрин, да ради вашего приезда я перечитаю всю русскую литературу! – Муравьев хватает ее руку и целует тонкие пальцы.