Однажды я замечаю, что муж внимательно разглядывает черты взрослеющего сына и его золотисто-рыжие волосы.
– Он очень похож на меня, правда? – спрашивает он.
– Ваше величество может гордиться тем, что вы породили подобного себе, – замечаю я.
– И все же я был крепче и выше в его возрасте. – Он явно встревожен.
– Милорд, не гневите Бога. Здоровье принца редко служит причиной для беспокойства, – напоминаю я ему.
– Только однажды, когда в четыре года у него открылась опасная лихорадка, – соглашается он.
– Насколько я помню, тогда он быстро выздоровел, – говорю я. – И он растет весьма подвижным мальчиком.
– Вот это меня и беспокоит, – вздыхает Генрих, глядя в окно, как Эдуард в компании других мальчиков носится за мячом. – Я бы хотел, чтобы он целиком удовлетворял свою страсть к занятиям спортом. Бог свидетель, в его возрасте я так и делал. Но признаться, Кэт, я не смею ему этого позволить, из-за страха несчастного случая. Пока он у меня один – нет.
Мы приблизились к границе опасной территории. Я почитаю за лучшее промолчать, пока острый момент не минует.
– Мне приходится ограничивать его участие ролью зрителя, – продолжает Генрих. – Что печально, поскольку он способен на многое и налагаемые запреты вызывают у него протест. Он уже хорошо держится в седле, но я могу позволить ему упражнять свои умения только на самых смирных скакунах. Он хочет научиться фехтованию, кроме того, нельзя забывать, что ему нужно учиться ремеслу ведения войны. Я знаю, что однажды этот мальчик будет командовать как армией, так и флотом, и ему необходим практический опыт, но я смертельно боюсь, что с ним что-нибудь случится. В то же время я помню, что все принцы должны владеть военными искусствами. Признаться, Кэт, я оказался в довольно затруднительном положении.
Простого решения здесь не существует. Наблюдая толкотню визжащих малышей, я чувствую, как меня накрывает волна жалости к рыжему мальчику, который должен нести такое тяжкое бремя на своих хрупких плечах.
– Но одно все же я могу для него сделать, – говорит Генрих. – Ему уже шесть лет, он слишком долго прожил среди женщин. Нельзя, чтобы он вырос мягким и женственным. Ему пора полностью переходить под начало мужчин.
У меня еще сильнее сжимается сердце от боли за дитя, потерявшее мать при рождении. Теперь это замкнутый мальчик, который редко улыбается, все время помня о своем высоком положении и предназначенной ему великой судьбе. Я решаю обязательно подобрать для него душевного и внимательного наставника, который будет добр с принцем и привьет ему любовь к учению.