– О, вы очень добры, хазур. А торговаться вместо вас тоже будет лошадь, раз уж она такая умная девочка?
Ему захотелось запрокинуть голову и весело смеяться, пока и она не засмеется в ответ. Очаровать ее, заставив улыбнуться во весь рот, чтобы от радостного удивления эти губы раздвинулись и…
– Дорогая? – Лорд Саммерс вмешался в разговор прежде, чем Томас смог воплотить в действительность хоть какую-нибудь из непростительных затей, что были припасены у него для губ Катрионы Роуэн. – Что ты думаешь, моя дорогая? Она тебе нравится?
– Она просто чудо. И она знает, чего достойна. Не правда ли, восхитительное, гордое создание?
Лошадь согласно потерлась носом о руку девушки, словно подтверждая очевидный факт.
– Что скажешь насчет того, чтобы ее испытать? Если решишь, что она не отвечает твоим требованиям, – размышлял вслух резидент, – тогда, может быть, леди Саммерс захочет взять ее для своего экипажа, если, конечно, эта лошадь достаточно послушна. Или мы продадим ее одной из девочек Филдинг. Как их зовут?
– О, нет-нет! – воскликнула Катриона, прежде чем ее дядя успел найти ответ. – Нет. Ее нельзя впрягать в карету. И она как раз то, чего бы я хотела. И теперь, раз уже мне выпало счастье – мне предложили такую лошадь, – я ни за что не соглашусь с ней расстаться.
Было странно слышать столь прочувствованную и торжественную клятву, но это оказалось именно то, что хотел услышать Томас. И ее дядя, кстати.
– Что ж, хорошо, моя дорогая. – Лорд Саммерс сиял от удовольствия – ведь его подарок был принят с такой радостью. – Ты ее получишь.
Томас был вознагражден улыбкой, едва заметной, зато искренней. Словно единственный луч света, рассеяла она тихой радостью ее торжественную серьезность – и, как стрела, пробила брешь в броне его искусственно созданной личности.
Однако Катриона Роуэн пребывала в блаженном неведении относительно того разрушительного эффекта, который произвела в его душе.
– Спасибо, дядя. Вы очень добры. Я буду ее обожать.
Но потом она опять удивила их всех, потому что обернулась к Танвиру Сингху, плюнула себе на ладонь и протянула ладонь ему. Как двое мужчин, и не в «Таттерсоллз», а на рыночной площади шотландского городка, заключая сделку в мужской, освященной веками манере.
Но в ней не было ничего, совершенно ничего мужского. Между ними и Шотландией сейчас лежал целый мир. А она – женственная, нежная фея, о которой Танвиру Сингху было непозволительно даже мечтать.