– Вот это я понимаю, – восхитилась я. – Коротко и ясно, и все по существу. Читатели будут довольны.
– Я готовился, – скромно потупился Лизяев.
– Спасибо, Валерий Львович, я побежала в больницу, – поднялась я с места, залпом допивая чай.
– Можно просто Валера, – напрягся следователь, делая неловкое движение по направлению к своей чашке и опрокидывая ее на стол. И, окончательно смутившись, добавил: – Я тут подумал, Жень. Если что то понадобится. Обращайтесь ко мне запросто, без церемоний. Может, помощь какая. Или еще что. Я всегда. С радостью.
Теперь, когда он не готовился, слова выходили из него с трудом и звучали со скрипом, как колеса несмазанной телеги.
– Спасибо за предложение, непременно обращусь, – обнадежила я и, чтобы не смущать своим присутствием Лизяева, суетливо промокающего носовым платком пролитый на бумаги чай, направилась на выход.
Прикрыв за собой дверь, я горделиво приосанилась, подумав, что вот я и начинаю нарабатывать профессиональные связи в полиции. Теперь на повестке дня стояла медсанчасть, где залечивал раны потерпевший строитель. Нурмангалиев числился в отделении хирургии, расположенном на втором этаже главного корпуса. Он лежал в двухместном боксе, вторую койку в котором занимал вдумчивый шатен с газетой в руках. Вручив потерпевшему пакет с яблоками, за которыми заскочила в продуктовый магазин, я извлекла из сумки диктофон и приготовилась записывать все, что он захочет рассказать мне о своем ранении. Однако Нурмангалиев при виде диктофона заметно струсил и начал категорично отрицать, что на него напали.
– Я сам порезался, – натягивая до подбородка одеяло, точно надеясь за ним спрятаться, бормотал потерпевший. – Никто меня ножом не бил. Товарищ журналистка, так следователю и скажите, хорошо?
– А как же Султанбеков? – допытывалась я. – Он фигурирует в материалах дела как нападавший.
– Ошибся я, не было Султанбекова, – настаивал узбек.
Сосед по палате опустил газету и многозначительно глянул на меня.
– Ему угрожали, – тихо проговорил он, стрельнув глазами в раненого.
– Кто угрожал, когда? – заинтересовалась я, приготовившись записывать имена и фамилии.
– Сегодня приходил один, ругался, – пояснил осведомленный сосед.
– Брат приходил, – испуганно залопотала жертва поножовщины.
– На каком языке они говорили? – повернулась я к шатену.