– Понял… – Ивар согласно кивнул. Ничего сложного – просто выпить отвар. Ответить на вопросы. Даже смешно, он себе ритуал представлял иначе.
– Готов? – старик посмотрел на Ивара и поставил стакан в самый огонь. – Готов ли ты, Ивар, дать обет безбрачия, завещая себя владыке этого мира, Океану? Готов ли оставить все помыслы и желания, связанные с брачными узами? Готов ли никогда не вкусить плодов женской любви, не опорочить своё и чужое тело?
– Готов, – кивнул Ивар. Внутри что-то заскреблось, потом заныло и стало раздирать его. Ещё можно отказаться, никто ничего не узнает, друзья точно поймут. Только… Как после отказа от ритуала Ивар сам на себя будет смотреть? Он всегда считал себя смелым и решительным. И сейчас повторял эти слова, чтобы совладать с чувствами.
– Пей, – старик сунул в руки Ивара огненный стакан.
Ивар с трудом удержал разгорячённый металл в руках, и одним махом влил жидкость в рот, отбросив с грохотом стакан на стол. Напиток обжёг горло и огненным комом провалился в желудок. В глазах щипало от горечи, в груди разгорался пожар. Желудок поднимался к диафрагме, давил со всей силы, стремясь выплеснуть отвар наружу. Ивар закрыл рот руками, пытаясь подавить рвотный рефлекс невероятной силы. Его тело отторгало обычный травяной отвар! Ноги свело судорогой, сердце колотилось с безумной силой, ещё немного, и он не справится.
– Аника! – только и услышал Ивар голос старика. В следующее мгновение грудь Ивара обвили ледяные сильные руки и сдавили так, что дышать стало невозможно. Он дергался изо всех сил, стараясь скинуть оковы, слышал, как ударил ногой в стол, и с него что-то с грохотом посыпалось, а потом – упал сам. Перед глазами всплывали странные картины, как воспоминания, которых никогда не было: сотни женщин, стоящих в ряд, красивые, с мощными бедрами, заманчивыми изгибами, яркими улыбками. Ивар шёл мимо них, старательно высматривая кого-то впереди, но видел только манящие улыбки, взмахи ресниц и нежно-розовые румянцы. Стоило подойти ближе, как женщины рассыпались в прах или разлетались мириадами брызг. Картина сменялась другой: Ивар видел свой дом, свою комнату и постель, занятую то одной, то другой женщиной. Они призывно тянули к нему руки, едва прикрытые ночными сорочками, ему так хотелось прикоснуться к ним, этим милым, воздушным созданиям, нежным и ласковым, но тошнота сковывала движения, он падал на пол и уже не мог подняться. В душе он не чувствовал ничего, кроме холода и такого же чужеродного безразличия. Мысль о том, что всё это теперь не для него, становилась всё более ясной. Боль, жар и тошнота отступали.