Второй пласт, не менее значимый для рассказа о великом писателе Михаиле Александровиче Шолохове, разумеется, о происходящем на литературных фронтах. И вот эта литературная панорама поражает не меньше, а порой – и шибче, чем историческая. Взрыв творческой активности в это время крутых перемен поразителен, Прилепин и сам потрясен, когда называет, сопоставляет, оценивает личности работавших в те же годы писателей и поэтов. Какие личности, какие перья, какое стилистическое разнообразие вызвано жизнью, словно сняли чугунную заслонку – а из огня стая к небесам вырвалась, одна Жар-птица за другой, да ведь все молодые, не сказать бы юные! Но и к пожилым вдруг второе дыхание пришло, обожгло читателей, опалило с новой силой.
Тут надо бы в скобках добавить, что просится к особому обозначению выведенный в исследовании пласт новой элиты – партийных деятелей, которые явились ниоткуда, призванные рулить и управлять, давать ума, пестовать и наказывать. Но вся беда в том, что они сами плохо понимают, что и как, идеология рождается на ходу, правила не прописаны, законы не сочинены. Но то, что можно было бы назвать партийными спорами, оборачивается бескомпромиссными боями, пытками, расстрелами, высылкой…
Самое страшное, что это они понарошку обвиняют друг друга в шпионстве и вредительстве, все эти бойцы одного идеологического фронта, работники райкомов, обкомов, исполкомов, советов и заготконтор. Они то мешают друг другу, то вдруг находят решение, как меньше вредить делу, то злобствуют, то завистничают, а то вдруг проявляют непоколебимую преданность новому (не очень ясному!) делу. Читаешь – и от осознания того, как эти преобразователи грызут и уничтожают друг друга, волосы шевелятся на голове.
И, наконец, еще один, личностный пласт, который вообще-то в этом повествовании самый главный. И он совсем не «наконец», а присутствует с самого начала, с первых страниц книги – дотошно изученная биография гения, явленного еще до рождения, трагической историей любви родителей, непризнания, остервенелого злоязычия и стойкого становления мальчика, очень быстро ставшего мужчиной.
Сразу спешу заметить: нет никакого чередования этих пластов, они туго свиты в единый повествовательный жгут, вполне себе сопрягаются, уступая в нужный момент место один – другому. А уж повествование о Мише – Михаиле – Михаиле Александровиче, вплетаясь самой яркой, красной нитью в этот рассказ, поражает особой тональностью. Тут Прилепин может быть и сентиментально-нежным, и едко-насмешливым, и суровым, но вот что важно: он всегда с Шолоховым СОВПАДАЕТ! И когда тот добивается встречи со Сталиным, и когда бьется за освобождение своих друзей из застенков НКВД, и когда громит писательский бомонд с трибуны.