Альфред снова вздохнул. И спор начался сначала.
– Франц, ничего по-настоящему страшного не случилось. Нам удалось этого избежать. Благодаря блестящей идее твоей матери…
– Пока не случилось, отец. На церемонии были журналисты. Только представь, что произойдет, если это происшествие попадет в газеты. Достаточно одного недоброжелателя, и…
– Этого не случится! Журналисты пришли туда по моему приглашению.
Франц внимательно посмотрел на него.
– Наша репутация и так постоянно в опасности из-за Михеля. А теперь представь, что скажут люди о семье, где двое детей из трех не соответствуют норме. В какой-то момент пойдут слухи, и мы не сможем им помешать. Общество отвернется от нас, налетят подлые стервятники, и…
– Михель здесь ни при чем! – прогремел Альфред. Слишком громко, он и сам заметил. В глубине души он знал, что Франц прав, но не хотел ничего слышать и думать о последствиях.
Голос Франца зазвучал еще настойчивее:
– Еще как при чем! Отец, я понимаю, что ты не хочешь поднимать эту тему. Мне и самому больно, но я должен сказать: Михель представляет опасность для нас всех. Давно нужно было отдать его в специальное заведение. Сразу после рождения, как и рекомендовали врачи. Ты оставил его только в угоду матери. Он дорог нам всем. Но если когда-нибудь выяснится, что Михель… – Он покачал головой и тяжко вздохнул. – Представь разговоры в клубе… Если мы потеряем инвесторов, Вебера… Сложно даже представить. Отец, мы должны еще раз все взвесить, Михеля стоит…
– Довольно!
Франц вздрогнул от этого крика. Альфред на мгновение закрыл глаза, а затем продолжил, уже более спокойно:
– Твоя сестра совершила ошибку, это правда. Но о Михеле больше ни слова, я не желаю обсуждать этот вопрос!
– Но, отец…
– Франц, я понимаю, что ты хочешь нам добра. Но нельзя же рубить с плеча. Никто не узнает о Михеле. Те немногие, кому что-то известно, посвящены в эту тайну давно, им нет резона предавать нас. Если до этого дойдет, я приму необходимые меры. Но не сейчас. Твоя мать этого не вынесет. – Он глубоко вздохнул. – И я тоже.
– Тогда может быть уже слишком поздно! – От волнения лицо Франца пошло красными пятнами. – Отец, наши успехи в переговорах с Роттердамом, не говоря уже о Тихоокеанской линии, многим не дают спать спокойно. Я легко могу назвать с десяток людей, которые были бы рады погубить нашу репутацию.