Скарлетт росла в окружении детей постарше, что все время подгоняло ее вперед. Она была необычайно любознательной и интересовалась всем на свете. У нее было больше свободы, чем у меня. Иногда она часами каталась на велосипеде или, как сама говорила, «исследовала округу». Еще в начальной школе Скарлетт прогуливала школу, чтобы посчитать время прилива или понаблюдать за тем, как рыбаки ловят омаров. Она нарушала всевозможные запреты и совершала множество глупостей, но всегда выходила сухой из воды – благодаря своим так называемым «fucking good plans» (это одно из немногих выражений, которые она говорила по-английски; между собой мы обычно общались на французском). Она делала кучу ошибок в диктантах, но запоминала бесчисленное количество совершенно бесполезной информации, такой как продолжительность жизни жука, рецепт пад тай и возраст Патрика Суэйзи.
Она проявляла интерес к тому или иному занятию, бралась за него с горячим энтузиазмом, но через несколько недель остывала и бросала. Мама всегда называла меня творческой личностью, но это у Скарлетт от природы было развитое воображение.
Лет до восьми-девяти я много рисовала. Мама меня хвалила. Думаю, у меня и правда были какие-никакие способности. Даже сегодня я с легкостью нарисую пейзаж несколькими штрихами карандаша. Скарлетт не любила рисовать. Ей не хватало терпения. Почти каждую субботу я клала в ранец альбом и карандаши, мы со Скарлетт седлали велосипеды и ехали к заливу Наррагансетт, который желтел полосой пляжа в нескольких милях от дома (в те времена детям не приходилось отправлять родителям свою геолокацию каждые три минуты на случай, если их похитит маньяк). Я рисовала, устроившись на террасе «Пляжного кафе» – нелепой деревянной хижины, стоящей между черных камней в отдаленном уголке пляжа, который покрывали выброшенные на берег ракушки. Ее владелец Джимми (до сих пор не знаю его фамилии), высокий, широкоплечий мужчина, похожий на плюшевого мишку, каждый високосный год красил стены в ярко-бирюзовый цвет. Под натиском солнца, соленой воды и суровых род-алендских зим стены выцветали и через четыре года становились пастельно-голубыми. Краска отслаивалась, и казалось, что белый песок покрывают маленькие кусочки неба…
За исключением июля и августа, когда «Пляжное кафе» было переполнено отдыхающими, Джимми позволял мне садиться за свободный столик, хотя из-за отсутствия денег я никогда ничего не заказывала. Пока я рисовала, Скарлетт в любое время года опускала ноги в воду и собирала ракушки. Обычно ее было тяжело удержать на одном месте, но она могла часами сидеть на песке, глядя на воды Атлантического океана. Иногда я садилась рядом и внимательно смотрела на волны, пытаясь понять, что в них интересного. Я так и не поняла.