«Бенни?»
Голос доносился откуда-то из глубины здания, и Бенни пошёл туда. Чем дальше он шел по полутемному коридору, тем громче становился шум вентиляции. Вскоре он оказался в какой-то приемной с кушеткой и низкими мягкими стульями. На столике у стены стояла ваза с белыми пластиковыми лилиями, рядом с ней – коробка бумажных салфеток. Широкое панорамное окно выходило на ретортную печь, и хотя Бенни не знал, как она называется, он понимал, что происходит внутри, по другую сторону стекла. Он увидел там свою мать. Она держала отцовский кларнет, и в ее руках он выглядел странно и неуместно, потому что она не умела играть. Рядом с ней стоял вычурный гроб. Он был пуст. Куда подевалось тело? Мать была одна, не считая сотрудника крематория. Они стояли по разные стороны длинной и тонкой картонной коробки, такой невзрачной, что Бенни даже не замечал ее, пока вновь не услышал голос.
«Бенни?..»
Папа?
Это был голос его отца. Бенни едва слышал его из-за шума вентиляции, но понял, что он доносится из картонной коробки. Он встал на цыпочки, пытаясь заглянуть внутрь.
«Ох, Бенни…»
Голос отца был печальным, он словно бы хотел сказать что-то, но теперь было уже поздно; и действительно, в этот момент Аннабель кивнула и отвернулась, а служащий закрыл коробку крышкой.
– Мама! – закричал Бенни, стуча ладонями по стеклу. – Мама!
Словно по собственной воле, коробка начала двигаться.
– Нет! – крикнул Бенни, но стекло было толстым, а вентиляция громко шумела, и коробка продолжала двигаться по короткому пандусу к печи, заслонка которой открылась ей навстречу. Он увидел огненное жерло с языками пламени, услышал басовитый рев огня и воздушной тяги, к которым примешивалась одинокая трель тромбона с улицы. «Don’t Be That Way». Они играли «Don’t Be That Way».
– Нет! Нет! – кричал Бенни и стал стучать по стеклу кулаками.
Тогда Аннабель подняла глаза. Она сжимала в руках кларнет Кенджи, лицо ее было белым как пепел, и по нему струились слезы. Увидев сына за стеклом, она протянула к нему руки, и ее губы беззвучно произнесли его имя.
«Бенни!..»
Коробка за ее спиной скользнула в жерло печи, и заслонка закрылась.
К тому времени, когда они вышли из крематория, Бенни уже успокоился. Большинство музыкантов собрали вещи и разошлись по домам, только двое парней ещё бродили по мемориальному саду. Трубач, прислонившись спиной к стене, играл печальную версию «Smoke Gets into Your Eyes». Из высокой трубы крематория струился вверх прозрачный жаркий поток.