Наука, любовь и наши Отечества - страница 11

Шрифт
Интервал


Погода аж до Москвы ясная, а в Москве жарища, градусов тридцать. Еду сразу же в Дубровицы, а чехи в гостиницу «Ленинградскую», самую, наверное, шикарную в Москве. Завтра к одиннадцати часам их привезут в дирекцию ВИЖа. Мне подойти туда же. Чехи слегка сникли, узнав, что вместо вольного денечка в столице снова предстоит «работа». Об этом сказали в загранотделе министерства, куда я из аэропорта позвонила. Так, мол, их советник хотел, товарищ Йирка.


В уже знакомый мне директорский кабинет ВИЖа заявились одновременно: чехословаки и я. Нас ожидали. На длинном столе вазы с цветами и фруктами, бутылки с минералкой и крюшоном, чистые до блеска тонкостенные бокалы. За столом кроме директора, сидевшего «во главе», были сотрудники с папками бумаг, с рулонами таблиц, с чистыми блокнотами и ручками. Нам всем тоже дали по ручке и блокнотику.

Чехословаки, увидав блокнотики и алчущих «плодотворной» встречи с иностранцами сотрудников, сникли. «Что невеселы?» – спросил бравый директор, бывший фронтовик. Я ответила за всех, что, мол, устали, потому что без выходных две недели работали. Директор принял это во внимание, и деловых разговоров почти не было. Папки толстые с бумагами так и не раскрылись и таблички остались в рулонах. Зато сам Всяких увлечённо рассказывал, как воевал. Тоже и Чехословакию освобождал. В Праге был потом два раза. Много друзей в Чехословакии у него.

А потом, уже более узким кругом, переместились в другое помещение, поменьше, чем кабинет, и с накрытым столом. По сравнению с Украиной, Ростовом и Краснодаром оказалось весьма скромненько. Но было замечательное «Советское шампанское», которое быстро веселило. Разом все говорили, стараясь друг дружку перекричать. Силилась все переводить. И с чешского на русский, и наоборот. Директор Всяких покинул свое головное место в торце стола, согнал сидевшего со мною рядом какого-то сотрудника своего и очень галантно за мною ухаживал. А когда прощались, то поцеловал руку и сказал комплимент: «Как хорошо вы научились говорить по-русски!» И еще сказал, чтобы я к нему, если что, обращалась, что он сделает всё-всё… Однако узнав, что я никакая не иностранка, а вся своя, вдобавок аспирантка его же института, он удивленно запырхал и, будто его обидели, отскочил от меня. Однако в конце, видя, как ухаживают за мной все мои чехословаки, пришвартовался снова и уже не отходил.