Но смотри-ка…
Как ещё много цветов голубики
Вдоль наших путей.
А кто-то, свесившись с неба (он словно бы с нами знаком),
Кричит нам: «Эй,
На кой дьявол идти на дно? Полетаем на аэроплане!»
И мы идём босиком.
Теперь у нас есть право идти босиком.
И тропа не ранит.
Выходим из дома,
города, планеты,
системы,
бежим из себя, из комы,
из режима инкогнито.
Сбрасывая обветшалое вето,
встаём вровень с теми,
кто давно уже вышел из самой последней комнаты.
И стучим-стучим-стучим в бездонную чугунную тишь.
А из глубины – утомлённо: «Простите, в ближайшем раю нет мест.
Всё расписано вперёд на 1000 световых лет.
Осталась бронь для тех, кто не прочь потаскать крест».
Я наклоняюсь к тебе: «А если?..» Но ты говоришь:
Нет.
И я, расхаживая взад-вперёд,
зарастаю листвой-бородой
до райских ворот.
Но здесь ты подпрыгиваешь от восторга: «А я разгадала!!! Мы должны стать водой!
Вода никогда не умрёт».
И мы струимся. Течём мимо двух сияющих башен —
Никогда и Всегда.
Кто-то оттуда целит нам в спину.
Но это неважно.
Радость моя, поверь, это неважно.
Теперь мы – вода.
Я покажу тебе, где начинается даль.
Вот она веет – за нашим порогом.
Прежде её кто-либо видел едва ль.
Это – тропинка Бога.
А это, ты слышишь? – это плещется тишь,
Румянит просторы.
Тернистая даль и тенистая тишь – это точки опоры,
Без них не взлетишь.
Можно смотреть, как пурпур плавится в сини,
Можно петь псалмы и гимны на тополином,
Можно читать следы гусениц на вьюнке.
Но мы просто идём в дали и тиши – рука в руке.
Нет, так не бывает, но если вдруг хорошо —
Ты пьян, умер, сошёл с ума или спишь,
Ты – сомнамбула, на твоей голове мешок,
А ты идёшь прямо к небу тропою крыш.
Но думаешь всё же: а может… да, может быть, ты влюблён?
И продолжаешь цепляться за это, уже понимая, что мёртв и пьян, и всё это сон.
И ищешь дверь, чтоб выпасть куда-нибудь из себя.
И пытаешься разбить лоб, но стена избегает лба.
И, словно Садко, выпускаешь на волю свору оскаленных злобных му-му,
Они рвут окружающий мир клыками, не разделяя на свет и тьму.
А ты целишь в небо из своей истлевшей тщеты,
У тебя остаётся лишь одно колесо, чтоб доехать до ближайшей беды.
И здесь снегири становятся гуще снегов.
Значит, сейчас выйдет из леса кто-нибудь из бесов или богов,
Но выходят ангелы и Господь,
И Он говорит: Вот тебе в одну руку закат, в другую – восход.