– Одно название. Нестриженный рокер. Работать не хочет, гоняет на двухколесном драндулете, еще и в какой-то музыкальной банде играет на гитаре. Они с Мариэттой постоянно ссорились – доходило до развода.
– Выходит… она все это время была замужем? – я не мог оправиться от услышанного.
– Конечно. А ты вмешался в их семейную жизнь.
– Никуда я не вмешивался.
– Тогда почитай свидетельство о рождении Павлика.
– Но ты говоришь, что это их сын.
– Биологически – да, а юридически не придерешься – фамилия твоя.
– И ты об этом знал все время?!
– Да не кричи ты, ради бога. Знал, не знал – какая теперь разница. Сейчас у них материально все наладилось, почти не ссорятся – воспитывают твоего ребенка.
– Э-э-э, так не пойдет! Я не дойная корова. Финансирование прекращаю.
– Думай, что говоришь, не корова он… Да они тебя по судам затаскают. Назначат алименты до восемнадцати лет. А если Павлик пойдет учиться, то и до всех тридцати. Ребенок коклюшем болеет, а он отказывается финансировать.
– Ничего они в суде не докажут.
– Еще и как докажут. Ты квартиру для нее снимал?
– Снимал. Но я ее спасал от тебя.
– Ты не спасал, а вел с ней общее хозяйство – она так и заявит на суде. А это, дорогой мой спасатель, для судьи главный аргумент.
– Да она не в моем вкусе!
– После секса у всех кобелей вкус пропадает.
– Да говорю же тебе – я не спал с ней!
– Может, и не целовался на скамейке у дома? – Филюк испытующим смерил меня взглядом.
Я вскочил со скамьи.
– Это был не поцелуй!
– В суде расскажешь, что это было. А кто забирал Мариэтту из роддома? Сколько там рожениц? Почему же ты их детей не брал на руки? Молчишь? Вокруг столько красивых и незамужних женщин, а он, кобелина, вклинился в чужую семью. А теперь отказываешься платить. Да тебя судить надо за совращение моей сестры!
– Какой сестры?
– Мариэтты.