пряным исходит – всё еретина
[9] да ягнетина
[10]. Поросенок на вертеле, целиком изжаренный, а к нему пршута
[11], гибаница
[12], сыр, ражньичи
[13], белый хлеб пшеничный да горячая приганица
[14] – ай, хороша княжеская трапеза! Наливает князь шливовицы в чарку серебряную да протягивает ее гостю.
– Выпьешь ли со мной, гость дорогой, питие доброе? Аль у вас, нехристей, пить сие не положено?
– Не положено, светлый князь. Не к лицу правоверным трезвость терять пред лицом Всевышнего.
– А ты не бойся, гость, смерклось уж, твой Всевышний ничего не увидит.
Усмехнулся гость да залил в себя всю чарку разом. Возрадовался князь – хоть и чужак, а пьет по-доброму, по-сербски. Достает тогда князь кинжал, отсекает от поросенка кременадлы[15] кус – не тонкий, в три пальца шириной – да подает его гостю.
– Откушаешь ли ты со мной, гость дорогой? А то отощал ты больно. Аль и этого вам, нехристям, не положено?
– Не положено, светлый князь. Свинья о дом Всевышнего потерлась боком – за то и не жалуем ее.
– А ты ешь, гость дорогой, не бойся – другим боком она терлась, нутром чую.
Рассмеялся гость, да и проглотил кременадлу – да и как тут не проглотить, ежели вкусна она?
– Светлый князь! Ты жизнь мне спас, как гостя меня принимаешь да потчуешь, а я низкий пес. Негоже тебе с такими якшаться да чашу заздравную поднимать.
– Негоже, говоришь? С кем хочу, с тем и якшаюсь. Я князь – мне и решать. Что чужак? Он предать не может. Хуже всех – брат, ударивший в спину. С ним по мерзости ни один пес не сравнится. Ответь же, чужестранец, как имя твое?
– Зачем тебе, светлый князь?
– Знать буду, кому жизнью обязан.
– Баязидом кличут. Иметь у нас такое имя – все равно что не иметь его вовсе. А твое имя как, светлый князь?
– Милошем нарекли при рождении – даром что и у нас Милошей предостаточно. Ответь, Баязид, а отчего ты меня князем называешь? На лбу у меня это, что ли, написано?
– На лбу не написано, а сапоги на тебе алые, одежды твои богатые, золотом шиты…
– Так в Будве любой конокрад злата на себя понавесит – пока не выловят да не высекут. Царь наш Милутин сказал давным-давно, что муж должен надевать на себя столько золота, сколько снести сможет, – вот и надевают люди неразумные.
– Меч при тебе острый, князь, каменьями самоцветными украшенный…
– Так, может, сотник я? Аль юнак при витязе знатном?