«К-как? Меня что, в Приозерный занесло?» – одурело покрутив головой, я зашуршал свежим номером – от него тянуло типографской краской.
Когда ж тебя напечатали, орган? Ответ на первой полосе…
В верхнем углу слева четко оттиснулось: «7 апреля 1967 года».
«Я попал…»
Мысли неслись вихрем. Меня даже как будто качало от дикой турбуленции. Думалось обо всем сразу, и вперемешку.
Вернуться? А как? И зачем? Тебе что, реально нравится лживый мир «воровского капитализма»? А что мне здесь делать?! В чужом теле? Но он же тебе помог, Арлен этот… или Марлен! Без него ты бы не отмахался. Ну, да, возможно, что это действительно был он. Но жить чужой жизнью… А у тебя что, своя жизнь была?
– Марик…
Голос прозвучал до того нежно и любовно, что даже моя трусоватая натура не вздрогнула. В дверях, изящно изогнув бедро, стояла давешняя девушка, нисколько не тая наготы.
«Шатенка… – мелькнуло у меня. – А я думал – брюнетка…»
Амфорная линия Алёнкиных стройных бедер западала в тоненькую талию, а груди круглились весомо и дерзко. Лобок девушка не брила, но редкие рыжеватые волосики даже вприглядку казались шелковистыми.
– Ты чего не спишь? – она продефилировала, и гибко присела ко мне на коленки, обняла за шею и уложила голову на мое плечо.
– Да вот… – затрудненно вымолвил я, проводя ладонью по узкой спине, вминая пальцы в туготу ягодиц. – Вспомнил тут…
– Думаешь, редактор тебя заругает? – смешливо фыркнула Алёна. – Завтра же выходной! Забыл?2
Касания гладкого и упругого сбивали с мысли, уводя в жаркую блаженную тьму. Я осмелился поцеловать девушку, и она пылко ответила, выдохнув:
– Пошли скорей! А хочешь… Давай, прямо здесь?
Задыхаясь, я легко подхватил Алёну на руки и унес в спальню.
* * *
Проснулся я засветло. Шевельнулся – и ощутил слабую тянущую боль. Муравчики пробежали по всему телу.
«Я вернулся?..»
Да… Вон мое пластиковое окно… И завешано не тюлем, а дурацкими еврожалюзи. Хм… И 1967 год мне приснился? Ага… Чтоб ты еще придумал! Забыл уже, как с Аленкой занимался тем, чего в СССР нет? Три раза, до самого утра…
«Неугомонная…» – мягко улыбнулся я, и меня тут же продрал морозец.
Если всё у нас было по правде, если ты реально угодил в прошлое, то сейчас Алёна – старуха. Время, время…
Погрузиться в философический омут мне не дали ласковые руки, огладившие мои шею и плечи. Я пристыл к дивану, совершенно ошалев, а мне в спину уткнулись две тугие округлости.