– Ой-ой, – сказал он, – каждому дать досыта еды? Чтобы ел, сколько хочет? И одежды, и дров? Да разве это возможно, дурак! Казны не хватит, чтобы прокормить вечно голодную голытьбу!
– А почему не хватит, – сказал папа, – должно хватить, если все будут работать с равным старанием. А если не хватит, так это ещё и не будет коммунизм. Для этого надо ещё долго стараться. А что? Если власть сама будет поддерживать? Если баи не будут хозяевами земель и вод, лесов и заводов, рабочих и батраков?
Ахтям-абзы расспрашивает:
– А если вот мне захочется продать свой хлеб или, скажем, скотину? Или если я сам захочу купить?
– Ну нет, тебе уже не понадобится больше продавать и покупать самому.
– Как так?..
– Сами деньги будут уже не нужны.
Ахтям-абзы приходит в ужас:
– Деньги не нужны?
– А зачем они? Сколько хочешь, и чего душа желает – берёшь даром. И одежду также.
– Даром?! День и ночь будешь стоять в очереди за всем, дурак. Нет, что может быть интересного в жизни без денег?!
– Это дьявол, разделяющий народ на бедных и богатых, – эти самые деньги. Если ликвидируют деньги, все люди станут равны.
– Ой ли!.. А кто сделает его, этот коммунизм?
– Такие, как мы, – с пылом отвечал отец. – Рабочие!
(В то время слово «рабочие» я понимал только в значении вообще работающих людей, трудящихся. В поле работает, в хлеву или строит дом, шьёт ли сапоги, валяет валенки, вбивает колья, плетёт ограду – любой такой человек для меня рабочий.)
– Ой ли, а кто на это согласится?
– А что? – сказал отец, – я и сам вот намереваюсь записаться, стать коммунистом!
– Боже сохрани! – вскричала мама. – Да унесёт ветер твои слова! Не вздумай дурить! Мало того, что, бросив детей, ходишь в солдатах – хочешь осиротить нас всех? Опомнись!
Все посмеялись. Такие «опасные» слова отец и сам, по-видимому, сказал просто в пылу спора, я не помню, чтобы после он хоть раз заговорил об этом.
Кажется, на следующий же день мы вдвоём отправились сеять просо.
…И коню – желоб,
И корове – желоб,
В Канбулате Махиян!
Что означала эта частушка – для меня это так и осталось непонятным. Когда отец был в солдатах, девушки, бывало, долгими зимними ночами вечеряли в нашем доме. Во время одной из таких вечёрок и запала мне в уши эта частушка. Хотя и казалась бессмысленной, она помогла мне оживить в памяти одну давным-давно забытую башкирскую деревню.