Но такой ерундой Кочерешкину, явно закаленную многолетним общением со вчерашними школьниками, было не пронять.
– Не беда, у кого нет, я раздам, – провозгласила она. – Пишущие принадлежности, надеюсь, у будущих филологов имеются?
Ручки нашлись у всех, и мы со вздохом принялись за набившую оскомину писанину. Впрочем, диктант оказался не очень сложным – по моим прикидкам, на уровне класса восьмого. Ни одно слово не вызвало у меня особенных затруднений, я машинально выводила их на листочке, успевая поглядывать по сторонам. Все усердно строчили, включая моего соседа.
Я скосила глаза на его листок и ужаснулась: такого количества ошибок не видывала давно, с тех пор как в средней школе от меня отсадили завзятого двоечника Леху Смирнова. «Черезчур» – написал парень, и спасибо, что хотя бы не через «ю»! Моим первым побуждением было указать ему на ошибку, но я заметила остальные слова и поняла, что исправлять надо буквально все.
Тем не менее он проявил явную симпатию, мне это польстило, и я загорелась желанием помочь, но случайно подняла глаза и наткнулась на внимательный изучающий взгляд Кочерешкиной. Дама явно была не так проста, как хотела показаться! Подставляться на первой же лекции мне явно не улыбалось. Я вздохнула и уткнулась в свой листок, не успев ничего подсказать бестолковому парню.
Оставалось загадкой, как он умудрился сдать ЕГЭ и поступить на филологию с такими познаниями в русском, а также зачем ему это вообще нужно. Впрочем, на разгадку его личности времени уже не было. Преподавательница закончила диктант так же неожиданно, как и начала, резво пробежалась по рядам, собирая листочки, – для занятий по практической грамматике курс поделили на небольшие группы, – и стала грузить нас правописанием одного и двух «н» в суффиксах прилагательных и причастий.
И это первого сентября на первом курсе филфака! Полный зашквар. Похоже, мое мнение разделяли остальные – у всех на лицах были написаны разочарование и даже обида. Стоило потратить столько сил и нервов на поступление в вуз, чтобы снова оказаться в школе!
Пара длилась бесконечно долго, и когда она наконец закончилась, мы не могли поверить своему счастью. Как-то недобро и неласково встретил нас в первый день универ!
Я опасалась, что на перемене придется о чем-то разговаривать с новым знакомым – уже успела выяснить, что его зовут Павел Торопов, – но он сразу куда-то испарился, оставив у меня легкое чувство разочарования. На следующей лекции мы переместились в другую аудиторию, и больше он рядом со мной не садился, хотя я предусмотрительно выбирала свободные места.