Петтер выключил компьютер.
– Ничего удивительного, что он обиделся и не хочет повторения, – заметил Хельге.
– Как нам его переубедить? – спросил Халлгейр.
– Надо, понимашь, сказать о защите домашнего очага и семьи, короля и отечества.
– И норвежской денежной единицы – кроны.
– Отлично, Халлгейр! И еще можно исполнять душещипательную музыку, пока мы будем говорить все это, говорить все громче и громче, со слезой в голосе.
– Хорошо придумано, Хельге. Идем в лес и найдем нашего малыша…
Но в ту же секунду громко и жалобно проскрипели дверные петли – это кто-то рывком открыл дверь.
А в следующую секунду этот же человек с грохотом захлопнул дверь.
Перед ними с рюкзаком на спине стоял Булле.
– Мы думали, что ты, того, ушел в лес, – сказал Халлгейр.
– Я передумал, – заявил Булле.
– Скорее включай душещипательную музыку, – прошептал Хельге Петтеру. – А я тем временем начну говорить про домашний очаг и отечество…
– Если вы кончили пить какао, я готов ехать в Осло, – сказал Булле.
– Как? Я даже не дошел до слезы в голосе…
– Обойдемся без этого. Я же сказал, что передумал.
– И?..
Булле пожал плечами и поковырялся в зубах грязным ногтем.
– И, и, и. Хорошо заниматься дельтапланами и китайскими шахматами, но кража золота звучит гораздо более заманчиво. А ты, неужели ты можешь выпить столько чашек какао?
Вот так и получилось, что точно в тридцать три минуты и двадцать четыре секунды после половины седьмого по зулусскому времени над безлюдным поселком прозвучали звуки «жжик-жжик». Петтер, оставшийся на земле, стоял и махал им вслед.
Рядом с пилотом сидел Булле в наушниках, почти полностью закрывающих его маленькую рыжеволосую голову с веснушчатым курносым носом, и канючил, чтобы ему дали порулить, потому что он – вот те крест! – летал на военных самолетах в двух мировых войнах и, кроме этого, был первым пилотом моложе восемнадцати лет, который управлял беспилотной ракетой во время полета к планете Сатурн и ее окрестностям.