– Дорогие мои, а давайте я вам сейчас сыграю, а вы споете наши сербские? – Михайло взял в руки скрипку со смычком, и дом наполнился грустной мелодией.
– Вона, у господ охфицеров музыка заиграла, только уж больно она чевой-то жалостливая, – вздохнул Соловьев и притопнул ногой, стряхивая снег. – Эко ж подмораживает-то сегодня! Ну что, как и уславливались, Федор Евграфович, сокращаю я ночной караул, чтобы ребяток не поморозить?
– Сокращай, Ваня, – кивнул, соглашаясь с капралом, Лужин. – Твоему ведь отделению выпало сегодня на часах стоять, вот ты сам первый и думай, как бы это вам лучшивее тут быть. Завтра Леонтьевским предстоит вот так же дежурить, а я так думаю, что и у них, небось, мороз тоже не спадет. А без караула нам, сам ведь понимаешь, ну вот никак нельзя. Ибо мы тут есть часть воинского подразделения, пришедшая сюда из особого егерского полка, то бишь его дозорный боевой плутонг. И хоть даже и находимся сейчас за много верст от неприятеля, а все же службу караульную исправно должны нести. У нас тут как-никак ведь и военное имущество при себе имеется. Да вон, хоть, скажем, те же кони, – кивнул он на стоящие в глубине двора сараи и хозяйственные постройки.
– Да я-то со всем пониманием, Федор Евграфович, – кивнул капрал. – Да и ребятки все мои тоже разумные. Чего уж там, разок в день, да еще в ночь на два часа, ну или пусть даже три постоять – это ничего! Подумаешь, тоже мне – забота какая! Покараулим. Ну и чего ты сам-то стоишь, чего не идешь? А то вона уже как стемнело на дворе, а звезды такие, словно бы кто бисер на небе рассыпал. Ох ведь и яркие!
– Это да-а, – кивнул Цыган, поглядев вверх. – Южное небо – оно такое, оно здесь особливое.
В доме Милорадовичей хлопнула дверь, и на пороге мелькнула чья-то фигура.
– Во-о, а вот это, похоже, уже по мою душу, – насторожившись, произнес Лужин. – Ну, ладно, Ваня, блюди службу. Гляди, чтобы без меня тут, значится, самый сурьезный порядок у вас был. А вот завтра и тебе увольнительная будет. Ну, все, бывай! – и быстро перебежал двор. – Дядь Вань, дядь Вань, я это, Федя!
– Цыган? Ох ты ж, спужал! – воскликнул приглушенно Карпович. – Ты прямо как лешак из темноты выскочил. На-ко вот, держи, это тебе, – и, вынув из-за пазухи полушубка кувшин, сунул его в руки Лужину. – И это еще там сверху в узелке, чтобы пожевал маненько, все хоть не так шибко захмелеешь. Давай, давай, беги уже, шлында, – подтолкнул он благодарившего его егеря в сторону калитки. – Чтобы до рассвета только обратно пришел! Смотри у меня, Федька, а не то, как раньше, уши надеру и ведь не посмотрю, что ты нонче в сержантах!