Юра нахмурился. Она, что, шутит?
– Да разве тебе сложно? Я дам адрес, объясню, съездишь. Всего два часа ехать. У Светы нет мужа, один ребёнок, ей сложно одной. Съезди.
– Два часа, один ребёнок, какая-то глухомань! Мам! я никогда никуда не ездил и сейчас поеду непойми куда, непонятно зачем! Чем я им там помогу? Вместо грузчика буду? Дорогу указывать стану? И не надо меня заставлять, я лучше на бокс схожу!
– Прекрати! Ты не маленький, что разнылся? Давно пора взрослеть, брать на себя ответственность! Заперся в комнате и сидит в четырёх стенах, как монах, боится выйти! Мне уже всё надоело! всё!
– Вечно ты придумываешь… Кому это нужно, чтоб я туда ехал!
– Мне нужно! мне! И ты поедешь. И попробуй мне ещё хоть что-нибудь сказать. Ничего тебе не будет – ни праздника, ни подарков – и не проси ничего!
– Хорошо, я поеду, – внезапно согласился Юрка и добавил, – Только тогда и не приставайте ко мне с биологией.
– Но ты её совсем-то не забрасывай, – просяще посоветовала мама и вышла из комнаты.
Юрка тупо посмотрел на тёмно-синюю стену, пытаясь вспомнить, что он собирался делать. Не вспомнил. Взял в руки телефон.
– Подписался. – пробормотал, – Отвалила.
Домофон не работал. Железная серая дверь подъезда не закрывалась, отчего в подъезд постоянно шла влажная струя воздуха с улицы. Изнутри дверь покрылась каплями влаги.
Юре почему-то понравился запах старого бетона и мокрой извести. От него воздух был словно густой и тёплый. Науров несколько минут стоял в полутьме и дышал этим странным непривычным запахом, сглатывая слюну: ему вспомнилось, как он как-то грыз мел.
На первом этаже было темно – наверно сгорела лапмпа. Юра, шурша и спотыкаясь, пробирался на первую лестничную площадку. Ему казалось, что он в заброшенном здании, исследует руины заброшенного города – ещё никогда он не ходил по плохо освещённым закоулкам между серых коробок из кирпича: рядами, рядами, нелепо одинаковые – нелепо, если б не полутьма, придающая им вид призрачный, мистический. Науров было даже подумал, что у него появляется фобия, когда поворот за поворотом открывались совершенно одинаковые кварталы. Сверху чёрное небо – а он на самом дне, а вокруг стены из облезлых пятиэтажек. Он чуть расслабился, оказавшись у нужного подъезда, но теперь, тыкаясь во мраке на грязные стены, покрытые толстыми слоями дешёвой краски, отпадающей жёлтыми обломками, снова начал бояться темноты и закрытого пространства.