Это было так необычно – чувствовать, пусть чувства никогда не принадлежали мне.
***
Наш удивительный симбиоз продолжался относительно недолгое время. Шел второй год, как я обнаружил, что лист все чаще отвечает мне вяло либо и вовсе молчит. Трепетание отзывалась неведомой мне эмоцией, и однажды я понял, что лист испытывает нечто похожее на отчуждение. Охваченный тем же чувством, что и он, я начал закрываться и отдаляться от существа, которое некогда являло для меня весь этот мир.
***
Я стал замечать, что время от времени со мной происходит что-то странное. Будто бы чего-то не хватало. В такие мгновения я мог посреди пары встать и, плевав совершенно на приличия и мнение преподавателя, срывался, бросив вещи в аудитории. Тогда я нёсся в лес, который находится в километре от университета. Всю дорогу я преодолевал бегом и укладывался в семь минут.
Я не помню, что со мной происходило на природе.
Помню лишь то, что во время подобных вылазок кричал что-то, а что кричал не помню. Еще, кажется, я разговаривал сам с собой, а потом все больше с деревьями. Они были прекрасными собеседниками, внимательными и участливыми. С ними можно было говорить о чем угодно: болтать о всякой чепухе, вести философские беседы, жаловаться на проблемы и исповедоваться, – они никогда не осуждали. Никогда я не видел их глаз и не видел, какую скуку наводят на них мои слова.
***
– У меня на спине вырос лист. – признался я однажды своему однокурснику, когда мы сидели в столовой. – Не знаешь, может это быть новый вид болезни?
Я и не думал вклиниваться в его монолог, как-то само получилось. В ответ удивленное молчание сменилось громовым смехом.
– Ахахахахах. Господи, не думал, что ты, оказывается, такой шутник. – говорил он, покатываясь со смеху. – Ааххахах! Вот уж от кого не ожидал услышать!
С тех пор одногруппники окрестили меня «Шутником», даже несмотря на то, что это высказывание было единственным подобием шутки, которую они от меня услышали. Вероятно, они цеплялись за неё, как за единственное, что смогли найти во мне. Единственную эмоцию, которую я смог у них вызвать.
В отличие от «школьных товарищей» новые знакомые меня не сторонились. Они не испытывали ко мне ни ненависти, ни неприязни, и я мог сколько угодно ходить за ними тенью – они не возражали. Но стоило мне открыть рот, как на их глаза наворачивалась скука.