Книга с шумом захлопывается, резкий звук немного приводит Варю в чувство.
– Есть ещё одна легенда. Можно сказать – местная. Теперь её никто не помнит…
Выждав некоторое время и убедившись, что всё внимание обращено к ней, Антонина Сергеевна начинает говорить.
– Это история о древнем племени врачевателей, которые обитали здесь задолго до того, как славянские народы ступили на алтайскую землю.
Варя смотрит прямо в глаза рассказчицы, но с каждым новым словом тяжесть наваливается на плечи, а пелена застилает глаза. Тьма снова подступает к ней, но отдаленный голос ведёт за собой, дальше от обжигающего огня и пугающей черноты. Туда, где лес ещё не успел обуглиться, а дом – врасти в землю. Там нет старухи с пустыми белками, только прекрасная молодая женщина с длинными чёрными волосами и печальными зелёными глазами. Она возится у печки, напевая что-то задорное, но лицо её остаётся грустным.
Дверь издаёт неприятный звук, от которого всё внутри холодеет, но хозяйка даже не оглядывается.
– Чего ты копаешься? – бурчит вошедшая низким женским голосом. – Времени в обрез.
Фигура, закутанная в чёрные одежды, оглядывается через плечо, рассматривая что-то на улице. Варя успевает увидеть сморщенное старушечье лицо и поблёкшие серые глаза. «Не она», – выдыхает с облегчением девочка.
– Луна не окажется в нужном месте раньше положенного часа, – устало откликается хозяйка.
– Не мудри мудрёную. Знаю без тебя!
Свёрток в руках пожилой женщины начинает подёргиваться. Хозяйка резко оборачивается на звук, глаза её сверкают ядом.
– Живая?
– Это судорога. Пропащий ребёнок.
У Вари обрывается сердце.
– Но душа-то, – поднимает бровь зеленоглазая.
– Ты мне не доверяешь? – щетинится в ответ старушка.
– Я никому не доверяю.
– Я триста лет этим занимаюсь.
– И сколько провалов ты потерпела?
Пожилая женщина шумно сплёвывает под ноги собеседнице, почти швыряет свёрток на тряпки, расстеленные на столе, и, плотнее закутавшись в чёрный платок, разворачивается к выходу.
– Куда собралась? – голос зеленоглазой звучит повелительно, но слышаться в нём нотки с трудом скрываемой тревоги.
– Раз такая умная, сама разберёшься.
– Прошу, – хозяйке требуется много усилий, чтобы смягчить свой тон, – останься.
Старушка медлит, будто выжидает чего-то
– Время, А̀го.
– Тени тебя поглоти, Я̀ги! – сдаётся, наконец, сероглазая.