– Звучит как-то знакомо, – призадумалась тетя Зина. – И почему «жив». Должно быть жива… Марьяна…Ленин жив, а не Лена. Девиз такой был при СССР: «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить!»
– Точно! Именно такие слова я и видела! – обрадовалась Марьяна. – Деревья вокруг, цветы и слова высечены…на мраморе. Точно!
Тётя Зина с Танькой – в город. Место это искать. И нашли же! Зарос кустами и ель большая с краю примостилась. Лес густой! Полезли вокруг него обыскивать, а там свежий грунт. Побоялись дальше ковыряться. Побежали в полицию звонить: труп, труп! А где ж там труп? Слава богу, собаки что-то почуяли и люди стали копать.
– Что ж делать то, Марьяна?
– Теперь, ничего. Теперь, моя очередь. Берусь. Но, после премьеры. Некогда сейчас. Завтра, после концерта приходите.
Тётя Зина и Таня еле высидели два с половиной часа классической музыки. Марьяна шла заключительным номером программы и три раза играла на бис. В третий раз она занесла скрипку над плечом и замерла, глядя в зрительный зал. В зале сидела покойница. Пианистка Лена Ковальчук. Лена медленно встала и не отрывая взгляда от Марьяны поднялась на сцену.
– Знаю, что ты зовешь меня. Играешь и зовёшь, улыбаешься и зовёшь, кланяешься и зовёшь. Ну, вот она я! Чего надобно? …Молчишь. Язык проглотила. И музыка эта твоя как жало…Таньку отмазать хочешь? Всё из-за неё. Не вернись я в город, не связалась бы с этим нариком, Харитоном. Всё из-за неё.... Хочет прощения – пусть обмоет меня. Ночью. Одна. И оденет в красное концертное платье. Тогда прощу…
Засмеялась и исчезла. А Марьяна, как стояла, так и рухнула на лаковые плашки советского паркета. Без сознания. Зрители зашумели, заохали, но ведьма Марьяна, она и есть ведьма. С ней такое уже случалось. В селе знали. Если в обморок грохнулась – значит духи к ней подступили. Пытают.
– Неужто? Пошли, Танюх. Что Марьянка скажет?
Ведьма Марьяна долго лежала на кушетке не в силах прийти в чувства. Руки холодными плетями болтались у каменного пола гримерки, пугая обеспокоенных женщин.
– Зой, она точно в порядке? – простонала Татьяна десятый раз спрашивая раздраженную гримершу.
– Тань, в таком состоянии она прибывает чуть ли ни по десять раз за год. Как прибегут к ней вот такие, заполошенные как вы, так в она в обморок грохается. Бррр. Чувствуете холод? Чует моё сердце мы с вами здесь калякаем, а вокруг нас мертвяки стоят и могильным этим холодом дышат…