Дойдя до Настиного подъезда, я остановился в нерешительности. Через несколько минут из задумчивости меня вывел звук тяжёлых шагов кого-то, спускавшегося по лестнице. Вскоре из-за открывшейся двери появился бритоголовый Миха в кожаной косухе и огромных чёрных бутсах.
– О! Это же Кирюша собственной персоной. Какими судьбами? А твоя Настька уже укатила. Что, не позвала тебя с собой сегодня? Киданула, значит? Печалька.
Сказав это, он разразился противным клокочущим гоготом. Глядя на него, я всё больше убеждался в том, что моё предположение могло оказаться правдой. Миха вполне мог вернуться к любимому им когда-то развлечению: пинанию и унижению Насти. Вот она и уехала, в спешке не позвав с собой меня, потому что находиться рядом с Михой ей было уже невыносимо. Но, скорее всего, она на самом деле была сейчас дома, а её братец врал, чтобы вывести меня из себя и поглумиться надо мной.
Молча дождавшись, пока Миха нахохочется вволю и уйдёт наконец-то по своим делам, я поднялся на третий этаж. Вместо того, чтобы нажать кнопку звонка, я прислонился ухом к двери. Изнутри до меня донеслись приглушённые голоса. Постепенно они становились всё громче и яростнее. На их фоне вдруг раздался звон разбитой посуды. Я вздрогнул от неожиданности и кольнувшего меня страха за Настю. Если она сейчас была там, то… Взрослый женский голос тем временем истерично выкрикивал гневные слова: «тварь», «ничтожество», «неблагодарная скотина», «почему я должна терпеть и мучиться?» Это, кажется, была Настина мама. Хриплый мужской бас рявкал в ответ, что его «уже задрали тупые бабские выходки», а потом выдал несколько смачных ругательств. Настин отчим, находившийся сейчас на таком опасно близком расстоянии, произвёл на меня ещё более пугающее впечатление, чем в те моменты, когда я рисовал его в своём воображении по редким и коротким рассказам Насти. Да, Настя мало говорила о своих родителях. Даже в издевательствах Михи призналась когда-то мне лишь потому, что я из неё буквально вытянул те признания. Она вообще не любила жаловаться. «Не хочу превращать тебя в свою жилетку для нытья», – объясняла она мне своё нежелание откровенничать на эту и другие темы. Поэтому о многом мне приходилось догадываться самому.
Я снова крепко прижал ухо к двери и прислушался, но голоса внезапно стихли, и от наступившей зловещей тишины стало ещё страшнее, чем от недавнего громкого скандала. В следующую минуту я инстинктивно отшатнулся и сделал несколько шагов назад, услышав хлёсткие звуки, похожие на удары. Вскоре за ними последовал пронзительный женский крик. Это снова была Настина мама? Или уже сама Настя?!