«Не знаю, чем именно вы там занимаетесь, – мысленно взмолилась Озла, обращаясь к спецам, взламывавшим шифры с немецких подлодок, – но постарайтесь делать это побыстрее». Потому что эти подлодки стаями охотились на корабли вроде того, где находился Филипп.
Это подало ей интересную идею, и она спросила у соседок:
– Раз мы в морском отделе, разрешается ли нам искать определенные корабли в шифровках? Скажем, смотреть, упоминают ли их немцы в своих радиосообщениях? (Например, «Кент», на котором некий светловолосый мичман королевской крови плывет в сторону Бомбея…) Или спрашивать о таких вещах запрещено?
Им было приказано не болтать ни с кем за пределами Блетчли и не разговаривать ни с кем – ни внутри Блетчли, ни снаружи – о работе, которой они занимаются. Однако после таких инструкций оставалось еще много непонятного. Озла вовсе не собиралась нарушать Закон о государственной тайне в первый же день. «Дорогой Филипп, меня должны повесить за измену – или расстрелять, точно не знаю».
– В своем корпусе мы общаемся свободно, – заверили ее коллеги. – Но помни: все, что ты узнаешь здесь, здесь должно и остаться. Если твой парень служит на флоте, можешь поискать упоминания о его корабле, но вот его матери об этом говорить нельзя.
Это как раз не проблема, подумала Озла. Филипп никогда не упоминал свою мать. О сестрах рассказывал – они были замужем за нацистами, и потому он не мог с ними переписываться, – рассказывал и о той сестре, что разбилась на самолете со своей семьей несколько лет тому назад. Даже отца, с которым годами не виделся, он упомянул пару раз, но мать – никогда.
– Так кто же твой приятель с корабля? – подтолкнула ее в бок соседка по столу. – Жених?
– Просто кавалер. – И Озла налегла на дырокол.
Кавалеры у нее были с шестнадцати лет – мимолетные влюбленности с танцами допоздна, иногда с поцелуями на заднем сиденье такси. Ничего серьезного. Филипп ушел в плавание в феврале. К тому времени они были знакомы всего шесть недель – танцы по ночам в «Кафе де Пари», когда у Озлы выдавался выходной, и долгие вечера, когда он приезжал в квартиру, которую она делила с подругой, и лежал там, положив голову ей на колени. Они слушали граммофонные пластинки и болтали ночь напролет.
– Начинаешь влюбляться в своего прекрасного принца? – поддела ее однажды Сара Нортон, когда Филипп ушел от них за полночь.