Кружево дорог - страница 31

Шрифт
Интервал


– Э-э, плохо так, да?

Яшка, не поднимая головы, несколько раз ею мотнул. Сказал наконец:

– Нет, не плохо. Мне очень нравится, – тут же в легком испуге вскинулся, – Ты не подумай! Мне и до этого очень нравилось и сейчас. Ты вся мне нравишься.

И улыбнулся. За руку теперь уж взял. В дом пошли. Бабушка увидела их, разулыбалась, прям помолодела.

– Показал, внучек, да? – у Яшки спросила и к Злыдне уже обращаясь, – Ты уж, внученька прости, не знаю как теперь тебя Злыднюшкой называть. Ладушкой, разве что.

«Ладушка. Хорошее имя для того, что внутри сейчас», – подумала Злыдня, и подумав, ощутила – да, и впрямь хорошее.

Тут Яшка, о чем-то задумавшись, спросил:

– А если вдруг что? Вон как ты, и по деревьям, и с волками…

Новоявленная Ладушка вслушалась в себя. Услышала. Улыбнулась Яшке:

– Если вдруг что, она рядом. И ты теперь тоже.


Дриада Навьего леса

Тугое сплетение подобных гигантским змеям древесных жил. Корни пронзают землю в судорожной хватке, словно пытаясь выжать из нее капли влаги. Тщетно. Ствол ссохся до каменной твердости, забыв живительное движение сока в глубинах своей сущности. Как взметнувший изгибы своего тела в последнем броске в небо дракон, он застыл среди струящегося мимо времени. Когтя небосвод сухими сучьями веток, лишенных убранства листвы. Местами кора дерева превратилась в шершавый, изрытый глубокими складками панцирь, наглухо закрывающий от мира. Местами отвалилась, оголив не защищенную теперь ничем, когда-то нежную, а теперь иссушенную ветром и солнцем изнанку.

Она сидела рядом со своим деревом на шуршащей подстилке из опавших, пахнувших прелостью листьев. Вся иссушенная и сжавшаяся, лишенная живительной влаги. Лишенная, как и ее дерево. Дриада Навьего леса. Третсшель. Довольно юная по меркам дриад. Тем не менее кожа ее скукожилась узловатой корой. Тело при движении скрипело, как трущиеся друг о друга на ветру стволы. Мир ощущался неправильно. Состояние дерева влияло на это. Несущие укрепляющую гармонию ритмы и вибрации искажались огрубевшим панцирем. Разрушающие же напротив стали еще более болезненны и ослабляющие в следствии потери части ствола какой-либо защиты.

Внутри нее предельной силой древесной ветки в крайней точке изгиба застыло напряжение. Словно безмолвный крик. Словно застывшая в вечности боль. Ожидание. Зависание между мирами. Миром жизни и не жизни. Выдержит, тяжесть гибкой мощью сбросив? Треснет, взорвавшись губительным разломом?