Истории старого города - страница 11

Шрифт
Интервал


Я заподозрил неладное: возле этого дома очевидно что-то происходило, и решил разузнать о нем побольше. Из справки городского кадастра выяснилось, что дом давно принадлежит муниципальным властям и продается с аукциона. В советское время там была типография, а вот, кому дом принадлежал прежде, в начале XX века, об этом данных не было.

В государственной библиотеке им. Василе Александри я провел не один час, перебирая архивы “Кишиневского вестника” начала прошлого века, пока наконец не наткнулся на упоминания трагедии, разыгравшейся в этом доме.

Построил дом богатый купец по фамилии Афанасьев. Он прославился благодаря чрезвычайной щедрости, будучи меценатом и покровителем малоимущих. Беспризорники, инвалиды, просто бедные старики – многим посчастливилось получить от него поддержку. Однажды он приютил у себя в доме какого-то очередного бродягу, который в ответ на тепло и кров, ночью принялся воровать серебро и был пойман слугой. В ножевой драке бродяга прирезал и слугу, и хозяина – таким был печальный конец почитаемого в обществе богача.

В глубокой задумчивости я вышел на улицу 31 августа 1989 года. Падал приятный мягкий снег, с рождественской ярмарки, что подле Национального Дворца, доносилась праздничная музыка. Сопутствующая сказочная атмосфера затянула меня внутрь ярмарки: я растворился среди домиков с новогодними поделками и всевозможными вкусностями; меня накрыло с головой обжигающе-вкусными парами винного извара.

Когда же меня выплеснуло наружу, я обнаружил, что история таинственного дома завладела мной полностью. Стали рождаться любопытные версии. Что если дом мстил таким образом за убитого хозяина, который всю жизнь помогал невинным созданиям и пал от руки волка в овечьей шкуре? Теперь дом забирал себе как раз подобных: грязного бродягу, несовершеннолетнюю школьницу… Хм, кто-то же станет следующей жертвой?

В этот момент мне пришло сообщение, от которого я поморщился. Ирена вновь настаивала на встрече. Выругавшись, я хотел было удалить сообщение, но тут одна мысль поразила меня вспышкой елочной гирлянды, заженной прямо рядом со мной.

Сначала идея показалась мне абсурдной, и я почти что отмахнулся от нее. Но чем дальше развивалась мысль, чем безжалостно-коварнее становился рождавшийся на ходу план, тем сложнее мне было противиться не на шутку разраставшемуся сладкому искушению.