– О-о-о, чернокожий друг! – слабозряче обрадовался Скрыбочкин. И предложил гаитянцу выпить за его счёт. Шноблю, с готовностью согласившись, заказал два графина водки. Незаметной рукой он подлил полковнику в рюмку несколько капель вудуистской настойки и горячим тостом побудил выпить всё до дна. После чего со спокойной совестью пригласил на танец одну из стюардесс. С которой погрузился в гущу музыки и движений, предвкушая, как минут через десять-пятнадцать одним махом убьёт двух зайцев и совместит полезное с приятным.
Шноблю не знал, что Скрыбочкин, не терпевший грязной посуды, успел между «ламбадой» и «цыганочкой» допить остатки из графина и рюмок, а затем без колебаний оприходовал пузатую бутылку иностранца. Чрезмерное количество содержавшегося в ней яда оказалось непосильным для перегруженного организма: кое-как долетев до сортира, полковник выворотился там наизнанку – и вернулся за столик с полным вакуумом в желудке.
Вскоре покончивший с танцами Шноблю уселся рядом. Он не поверил своим глазам: уничтоженного Скрыбочкиным «напитка мёртвых» хватило бы на то, чтобы посеять кладбище даже среди стада слонов.
– Не может быть! – воскликнул он. – Неужели вы сами всё это выпили?
Полковник печально сощурился и непродолжительное время сидел, прижав ладонь ко рту, точно опасался случайно выронить из него какое-нибудь редкостное слово. А потом, всхлипнув, промокнул увлажнившиеся глаза огрызком недоеденного бутерброда и проговорил доверительным тоном:
– Сам и выпил, брехать не стану. А што ещё прикажешь делать, когда ты с моей бабцой ушёл заниматься физхультурой? Прости, брат. Не сдержался. Надо ж было как-нито розслабиться, покамест у меня от огорчения не сделалось паморока в голове – а то всем тут оказалось бы хуже, чем ты представляешь.
Они заказали ещё несколько графинов водки. Потом ещё несколько… Всё вокруг пело, плясало и коловертилось в хмельном приливе восторженных чувств. От этого Скрыбочкину было весело, а Шноблю – крайне тревожно. Он ждал, когда вудуистское зелье начнёт действовать, и никак не мог дождаться. Полковник оказался на удивление крепок. Он не выказывал ни малейших признаков предсмертного беспокойства и продолжал пить, время от времени благодушно-покровительственно похлопывая гаитянца по плечу и бодро выкрикивая свежесочинённые тосты: