– Понятно… – медленно проговорил Иванов. – Понятно… А Рита? Ведь она, насколько мне известно, не беременна?
– Всё-то вы знаете… – кривовато усмехнулась Светлана.
– Служба такая, – развел руками Борис Семенович, как бы шутя, но глаза его оставались внимательными и цепкими.
– Да, метакортекс у Риты больше, чем у любой из нас, но… Еще летом, когда мы выезжали в Крым, она призналась, что больше не читает Мишины мысли, даже когда муж… э-э… совсем рядом. И это правда. По крайней мере, одну способность мы сохранили – чувствовать психосущность. Разбираться в характере… Чувствовать, исходит ли опасность… Ощущать, лжет человек или говорит искренне.
– Понятно… Ладно. Спасибо вам большое, и… – Иванов немного затруднился. – Большая просьба, Светлана. Немедленно сообщайте мне, если заметите в Мишином окружении подозрительных… м-м… да и вообще, новых, незнакомых людей. Или он сам что-нибудь сболтнет, или… В общем, любую странность интерпретируйте, как угрозу!
– Мише что-то угрожает? – в девичьем голосе отозвалась тревога.
– Да я пока и сам не знаю, – честно ответил генлейт. – Но лучше будем начеку.
– Будем, – согласилась агент «Лилит», и допила кофе.
Пятница, 9 ноября. Утро
Московская область, объект «В», п/я 1410
Я приближался к месту моей работы. Вокруг, почтительно отступив от дороги, зеленел лес, суровея еловой темью. Солнце трогало лишь верхушки, не касаясь земли, устланной ржавой хвоей, и ночной холод держался понизу до самого вечера.
«Ижик» бодро урчал, вписываясь в поворот, а вот моему настроению был конгруэнтен сырой полумрак ельника.
Иванов, правда, обещал на сегодня «серьезные подвижки в расследовании». Мол, «развиднелось кое-что». А толку?
Попади Надя в больницу, избитая и покалеченная, меня бы грело чаяние прищемить яйца ее обидчикам, но «молоденький няшный сотрудник» угодил на холодный, оцинкованный стол патологоанатома…
Лес поредел, отходя, да редея, и впереди нарисовался полосатый шлагбаум. Ага… Генерал-лейтенант напряг-таки группу режима – у дежурного офицера сбоку обвисала потертая кобура с тускло блестевшим пистолетом, а на заднем плане реял молчаливый сержант, своей мозолистой рукой оттягивая ремень «калаша», закинутого на могутное плечо. Повышенная боевая готовность.
– Проезжайте, товарищ Гарин, – постовой с васильковыми просветами на погонах лихо козырнул, возвращая пропуск, и красно-белая стрела качнулась вверх, словно тоже отдавая честь.