Ступа же никогда не стеснялся. Тему кайфа в своих песнях он раскрыл полностью и безапелляционно. И это не выглядит какой бы то ни было пропагандой употребления. Скорее наоборот, это честная, горькая и щемящая летопись знатока «кайфа», который принимает любой выбор своего слушателя, никогда не осуждая. И ждёт от слушателя того же самого, ведь «пушистый хвост лисицы не оставил следы».
Юмористическое творчество, ставшее популярным в Сети, также подтверждает вышесказанное. Некоторые ролики вызывают недоумение и немой вопрос: «Зачем эта клоунада рокеру?» Ответ прост: юмор, как и музыка, как и наркотики, – это ещё один способ избавления от боли.
Многие рокеры для имитации откровенности прибегают к нарочитым матерщине и пошлостям. Ступе же не нужно было этого. Всё его творчество – это открытая книга. Каким он был, таким и предстаёт в своих песнях. Нет ни одного неискреннего слова. И про «боль», и про «кайф» Ступа вещал от самого сердца.
А вот грех, к которому Константин совершенно точно не был склонен, – это уныние. Он смеялся даже смерти в лицо и делал это совершенно искренне, так как по-другому не умел, и это, конечно, его поразительное качество.
А теперь перейдём к часто задаваемому вопросу: как всё-таки Ступа относился к Цою и остальным акулам рока. Отвечаем.
Чтобы картина была наиболее ясной, нужно понимать, как Ступино поколение в целом реагировало на появление этих звёзд. Цой для Ступы был таким же оппонентом, как для Цоя «Ласковый май». Слушать Цоя означало быть таким же, как все, а это просто неприемлемо, и наполнение творчества тут уже второстепенный факт. «Быть таким, как все, с детства не умел, видимо, таков в жизни мой удел».
О Горшке, кстати, Ступа как-то положительно отозвался, но, опять же, вряд ли он слушал его музыку.
Был такой случай. Ехали в машине, и я поставил «Нирвану». Костик ожил, глаза загорелись: ух ты, здорово, говорит, а кто это? Я ему в ответ: ага, Костик, попался! Это же твоя «любимая» Нирвана!
Ставил я ему и Летова, попросил вслушаться и дать оценку, отбросив предрассудки. Оценка была положительной, но, чтобы врубиться, нужно думать, поэтому, как вы понимаете, повторных прослушиваний не последовало.
Как-то, помню, шли по Питеру мимо ларька, где торговали футболками с Цоем и Шнуром.
– Не хотел бы я висеть рядом с ними, – сказал Костик, кивнув на витрину.