Кормила, одевала, ублажала
И даже успевала рисовать,
Пока он крепко спал под одеялом.
С работы он придет к восьми. Уже
Шкворчит яичница на сковородке,
Она по кухне ходит в неглиже,
А на столе стоит бутылка водки.
Он быстро съест, табачный дым вдохнёт,
Потом допьет бутылку чистоганом,
Из-за стола вставая, отрыгнет
И спать пойдет с немытыми ногами.
А перед сном покурит еще раз,
Стряхнет ей по-хозяйски в краски пепел
И, выбрав на холсте ребенка глаз,
Он об него затушит сигарету.
Она пока в квартире уберет,
Ему погладит, вычистит ботинки,
Постиранное вывесит белье
И отдохнуть присядет у "картинки".
Всплакнет, следы увидев сигарет.
Ну ладно, ведь талант никем не признан
На завтрак сделаю ему омлет,
А дорисую в следующей жизни.
– Обалдеть, – сказала Светка.
– Не, ну надо же, какой козёл, ты ему всё, а он об тебя ноги вытирать, – чуть было не лопнула от возмущения Люська.
Мои объяснения, что это не о нём, не о моём бывшем, она и слушать не хотела. А он не был козлом. Ну или не в той степени, как в моем стихотворении. И вообще я писала не о нем, а о ситуации. Хотя в какой-то степени это было и про него в том числе. Пусть не так сильно, как в стихотворении, но он все-таки подавлял мою индивидуальность. Говорил, что я не так смеюсь, не так посмотрела, не в той интонации произнесла слова.
Как-то мы отдыхали с друзьями на природе, и мы с подругой пели песни. У нас так хорошо получалось вместе, нам так понравилось петь. Но на второй или третьей песне он вдруг сказал мне: “Заткнись, задолбала”. То есть вот так просто ни с чего, просто “заткнись”. Он не попросил вежливо не петь, не предложил нам уйти подальше, чтобы там вволю поорать. Он просто приказал заткнуться. И это человек, с которым я хотела разделить жизнь.
Слава богу, я вовремя одумалась. Эта ситуация была не единственной, подобных ситуаций было много. Я терпела два года, а потом, когда поняла, что я перестала себя уважать, ушла, купив перед этим квартирку в ипотеку. Не хотела возвращаться к родителям, но и с ним стало невыносимо.
Я чувствовала, что или взорвусь и получу по роже, или буду терпеть и тихо сойду с ума. Ни тот, ни другой варианты меня не устраивали, и я сказала однажды, что ухожу. Это было 23 февраля. Он сидел на кухне, ждал подарок, а я все никак не решалась ничего сказать, даже дежурных слов поздравления. Наконец, он спросил, какой подарок я ему приготовила, а я сказала, что ухожу.