Лукавый Шаолинь - страница 21

Шрифт
Интервал


– Но почему ты мне сразу не сказал, что тебе 41 год?

– Чем старше становишься, тем больше комплексов. Кажется, что я старый, страшный и девушкам не нравлюсь, – вздохнул байкер. – Да и если бы ты сразу увидела мое лицо, то даже на мотоцикл не села. А сейчас ты вкусила романтику движения. Стала героиней асфальта. И это помогло тебе понять.

– А еще не чувствовать себя одинокой.

– Главное, постарайся расстаться со всеми призраками, которые живут у тебя в душе, – посоветовал байкер.

Но тогда я не послушала его и еще долгие-долгие годы культивировала свои ночные страхи. До той поры, пока не встретила их в реальности. Но на несколько месяцев мой друг сумел их отогнать.

Несмотря на тесное общение, Шадов оставался для меня загадкой. Он никого не пускал в свое сердце, лишь показывал каждому желающему красоту мира. Был проводником из жизни обычных людей в среду экстрима и драйва. Думаю, это и притягивало. Беспечный ангел на байке, близкий, но недоступный. Мы много говорили о моей семье. Вайшнавский был, наверное, единственным, кто мог понять, каково это, чувствовать себя одинокой, имея кучу друзей и неплохих по сути родителей.

– Поверь, я испытывал то же самое – отчужденность и непонимание. Тебе еще повезло: вовремя родилась. В Советском союзе всех иных жестко давили. Я в твоем возрасте вообще хипповал. Поэтому приходилось частенько общаться с кгбшниками.

– Что? С кгбшниками?

– Именно. Меня не раз вызывали в это замечательное ведомство. Сейчас причина кажется просто смешной – длина волос и наличие фенечек. Знаешь, Иней, не верь тем, кто будет рассказывать про жуткие пытки. Это действительно были милые беседы. Потом, правда, пришлось завязать с хиппованием. И, скажем так, перейти на другую сторону баррикад. Из того периода моей жизни помню двоих ребят, которые лазали по веренским катакомбам. И что они там искали? Может, старинный клад? Такие наивные молодые люди, почти дети, со смешными именами – Кеша и Гоша.

– С кем?! Какие фамилии у твоих знакомых?!

– Рубежанские. Они потом поженились. Говорят, родили дочь необычайной красоты. И от счастья у них поехала крыша. В белом увидели черное, в гадком – прекрасное, в добром – злое. Отреклись от всего того, что любили. Фактически умерли для неформального мира. Не видел их уже лет восемнадцать.