, ехал тот, из-за головы которого король и оказался в этих Богом забытых местах, не познавших еще благотворного дыхания европейской цивилизации.
Караджорджа ехал впереди на большом сильном коне темной масти. В руках у него был старинный сербский флаг с головой кабана, украшенный по случаю свадьбы лентами, вышитыми полотенцами и цветами. Дикий, дикий обычай! Сам Караджорджа был под стать своему коню – большим, смуглым, черноволосым, каким его и изображали обычно на патриотических картинках. Вроде бы за это его и прозвали «черным». Он будто излучал силу. Понятно было, почему за таким шли люди.
Одет Караджорджа был совсем просто, как крестьянин, – широкие шаровары, белая льняная рубаха и ярко-красный прслук[8]. Ни один уважающий себя человек, да еще и претендующий на то, чтобы быть вождем всех сербов, не будет одеваться столь непрезентабельно. На боку Караджорджи красовалась сабля, а за широким узорчатым поясом – два турецких кинжала и два старинных пистолета, каких сейчас уже не носили, с тяжелыми стальными шарами на концах рукоятей. На груди вождя красовались орденские звезды и ленты, и ладно бы австрийские или британские. Увы, ордена были русские, русским же царем данные, еще непонятно, за какие заслуги. В этом-то и была незадача. Одержи верх Караджорджа, страна бы попала под влияние России, этого отсталого и деспотичного, но крайне воинственного государства. Что бы плохого ни творилось в Европе, в этом обязательно была замешана Россия, даже если тому и не было никаких доказательств. Просто России это было выгодно. А Милош Обренович двигался прямиком в Европу, и Вена, блистательная Вена рукоплескала ему. Шёнбрунн, штрудели и вальсы Штрауса. А тут – этот вождь, тянущий страну назад, к пережиткам темного дикого прошлого.
Следом за Караджорджей ехали гайдуки, все вооруженные до зубов, как есть бандиты. Время от времени они издавали дикие крики, изображавшие, по всей видимости, бурную радость. Далее ехала безвкусно украшенная цветами и лентами повозка новобрачных. Относительно варварской манеры одеваться в этой стране король Александр даже слов нехороших не имел, так она угнетала его. Он, взращенный во Франции и Италии на лучших образчиках красоты и вкуса, не мог без содрогания смотреть на то, как одевался этот народ. Он выписывал им из Парижа лучших модисток, привозил самые модные журналы, открывал модные дома – а они все равно норовили напялить на себя эти жуткие лохмотья кричащих цветов.