– Он больше не придет.
– Почему? – Глупее вопрос трудно было придумать. Но в мою внезапно онемевшую голову ничего умнее не приходило. Она повторила свою фразу, я – свой вопрос. Она пытливо посмотрела на меня, ничего не ответила и пошла прочь.
Смерть Манни неожиданно глубоко поразила меня. Это был совершенно новый опыт столкновения со смертью, внезапной и обескураживающей, к которой невозможно подготовиться, от которой нельзя защититься. Я вдруг почувствовал, что потерял друга.
В тот день я несколько раз пытался рассказать окружающим о своих переживаниях. И не мог – голос перехватывал предательский спазм. Два собеседника поддержали меня в тот день: Юрий Слёзкин и моя жена. Замечательный историк, антрополог и филолог, переводивший тогда в Мюнхене на русский язык свое исследование о Доме правительства[9], услышав в тот вечер о происшедшем, отреагировал моментально: эту историю, по его мнению, обязательно нужно написать.
Тем не менее я решил, что о проекте можно забыть. В тот день я даже поспорил с Наташей: она была уверена, что книгу будет возможно продолжить – ведь на блошином рынке есть еще немало людей, которые могут поддержать мое начинание. Я в это не верил. И как можно вообще планировать что-то, если неизвестно, не схватит ли тебя костлявая ближайшей ночью? Мое искреннее отчаяние отдавало излишней театральностью, но эта была форма защиты от нахлынувшего горя.
Наташа, с ее неистребимым жизнелюбием, несокрушимым здравым смыслом, огромной любовью к ближним и пугающе безошибочной интуицией, оказалась права. Как выяснилось в считаные дни, нашлись люди, согласившиеся сотрудничать со мной из уважения к памяти о Манни. При их деятельном участии я начал собирать материал для книги, и проект обрел новые смыслы и грани. А старинное кольцо из «места памяти» о собственных достижениях нежданно-негаданно превратилось в вещь, сохранившую память о Манни – человеке, который мог стать моим другом и соавтором.
* * *
Весь этот проект тоже отчасти может рассматриваться как памятник Манни: обстоятельства его смерти и посмертные приключения его бренных останков привнесли в мое исследование о блошином рынке радикально новый смысл. Дело в том, что мертвым Манни никто из обширного круга его друзей и знакомых не видел, и никто из нас не знает, где находится его могила и вообще – погребен ли он.