Жили-были сказки - страница 8
Улыбнулся Йоханссон, разложил свои инструменты, и работа закипела.
Для старшего мальчишки гость смастерил крошечные лёгкие санки. Для смешной девчушки – рыжие косички и нос в веснушках – кукольную кроватку с резной спинкой. Для задорного малыша – лошадку-качалку. А тут и четвёртый отпрыск Санты в колыбельке проснулся и радостно загулил – ему Йоханссон подарил птичку-синичку из лёгких стружек.
Дети были так счастливы, что никак не хотели отпускать Йоханссона. Пришлось пообещать непременно навестить их в следующий Сочельник.
Вернувшись домой, столяр застал дома праздничный переполох.
Эва, Карин и Олаф распаковывали подарки и за обе щеки уплетали конфеты.
– Папочка, в этот раз роль Санты тебе особенно удалась, – радостно закричали дети, завидев отца.
– Глупенькие, – рассмеялся Йоханссон. – Так не я ж это был, а самый настоящий Санта!
– Ну да, ну да, – закивала старшая Эва, – а где-то за морем люди живут в домах из бумаги и едят птичьи гнёзда.
– И собак с синими языками, – захихикала Карин.
– И кузнечиков, – зашёлся от смеха Олаф.
Столяр не стал с ними спорить. А просто пришёл ко мне и попросил записать его приключения пером на бумаге. Ведь всё, что записано, – не может быть выдумкой.
Как старуха одеяло шила
Надумала как-то старая Маарит сшить своему старому Матти новое тёплое одеяло. Уж как старалась, и так, и эдак лоскуты складывала, но одеяло всё равно вышло коротким, и утром старик пожаловался, что всю ночь у него ноги мёрзли.
– Что за беда, сейчас исправлю! – воскликнула Маарит. Схватила ножницы, отрезала верхнюю часть одеяла и пришила её снизу.
Поглядела пристально на дело рук своих, ещё полоску сверху отмахнула и снизу её приладила.
– На, – говорит, – держи, Матти, нынче точно не замёрзнешь.
На целых два куска твоё одеяло теперь длиннее и теплее стало.
Покрутил старик одеяло в руках и ничего не сказал. А что тут скажешь, если любящая жена дважды твоё одеяло удлинила. Вот только ноги, правда, у Матти по-прежнему мёрзли.
Как старый Остап в школу ходил
Зашёл как-то старый Остап к школьному учителю. А тот как раз обедать садился. На столе перед ним – целый горшок борща. Да такого, что и саму матушку-императрицу попотчевать не совестно: на густых, наваристых, духовитых волнах, как на лимане, безмятежно покачивается целая флотилия бледно-розового нежного сала. У Остапа аж слюнки потекли.