Владислав Антонович, также, как и Иван Николаевич, легко и естественно рассуждал о жизни и физической смерти, как о чем-то неизбежном и неприятном в невероятно быстротечной и отчасти горькой земной человеческой судьбе. Но всегда у коллег был в запасе козырный козырь в рукаве, позволявший им свысока смотреть на жизненные дрязги, временное нездоровье, потерю на какой-то срок взрывной пробивной энергетики для свершения общеполезных значимых дел, чтобы устыдиться своей текущей временной плотской или душевной немочи. Они как-то после футбольного матча ветеранов-преподавателей разных факультетов признались друг другу почти синхронно в пробуждении дремлющего потока сознания: «Какая глупость думать о смерти, занимать голову мыслями, если можно «как бы на время» отогнать надоедливую старуху-смертушку с косой от себя на какое-то время? Если можно вот так запросто и жизнеутверждающе сыграть в мини-футбол, «дыр-дыр» в зале или на снегу и на морозце, как в добрые студенческие времена».
А у Спорика был еще и запасной вариант: поздней весной и летом с осенью оттянуться от текущих забот на яхте. Благо, что яхт-клуб находился в Водниках, до которого можно было дойти пешком или две остановки на электричке. Многие в институте увлекались парусным спортом, имели разряды, были и мастера спорта, совмещающие дела большой науки с яхтовой забавой, от кандидатов до академиков, например, Володи Фортова. Но суперзвездой яхт клуба был мастер спорта, или даже мсмк Демарин, приятель Владислава Антоновича и Ивана Николаевича. А в один темный зимний вечер неизвестные жестокие бандиты убили мастера спорта по парусному спорту, победителя многих соревнований Демарина. Позарились на его шикарную турецкую дубленку, привезенную с соревнования парусников в Средиземном море, и лишили жизни. Оставили истекающей кровью, без верхней одежды суперзвезду на льду в мороз.
Нет уже на белом свете Владислава Антоновича, как и нет инициатора создания аудио-матриц и «лженаучной концепции волнового генома», после гибели восходящей суперзвезды парусного спорта Демарина, много с тех памятных лет утекло воды, многие и многих героев повествования поглотила молчаливая река под названием Лета.
Памятливый Иван Николаевич полнил свою память не тяжкими мыслями о непреложности смерти, а некими живыми и отчасти парадоксальными воспоминаниями о своем коллеге Владиславе Антоновиче, или Владике. Когда они уже перешли с излишне вежливого, официального «выкакния» на «ты», он спросил: