Интересные слова. По-моему, хорошие, добрые. Запомнились.
И еще Евдокия Ивановна сказала, что Василий любит тебя, как и раньше любил, с самого вашего детства. А сейчас, может, еще крепче любит. А ты, мол, «хорохоришься». То есть, я сразу понял, ты еще раздумываешь, не отвечаешь ему от всей души. Значит, не можешь. Не хочешь.
Евдокия Ивановна сказала, что тебе надо думать о будущем…
«Прощай, Миша… – Я хо́чу тебя… Хо́чу…»
***
Сегодня лезли в голову разные мысли и рифмы и, по-моему, сочинилось не начало, а окончание стихотворения:
Что, луна, так хмуро, безответно,
Тучи сдвинув, ты глядишь на нас?
Видно, потому, что в мире этом
К нам любовь приходит только раз.
И за что «луна» сердится? Видно, за какое-то наше непостоянство, предательство…
А настроение, в самом деле, хмурое – или я устал от этого чертова черчения, или от ожидания завтрашнего еще более трудного дня. Или, может, расстроился, что не дозвонился до Вики. Она, наверное, где-нибудь гуляет и наслаждается «поэзией» с каким-нибудь пареньком. Черт ее знает! Страстной ревности я что-то не испытываю и «брови-тучи» не сдвигаю. Значит, это не ревность. А что? Какое это имеет значение? Что я себя мучаю дурацкими вопросами? Мне и без них тошно.
Вчера папа пришел очень поздно, немного «под градусом». Но у них же был вечер! Как я понял, отмечали день рождения одного сослуживца. Мама должна это понимать и меньше нервничать. Ей совсем нельзя нервничать. Нельзя – значит, не надо!
Но сердцу и нервам не прикажешь. Хорошо, что у папы вечера не так часто.
«Прощай, Миша…»
Мне кажется, я только сейчас начинаю что-то понимать и по-настоящему чувствовать. Лишь бы я чего-нибудь не натворил, не обидел тебя. Прости. Ты, поистине, как звездочка-маячок, освещаешь мой путь. И в учебе, и в любви. Хотя о какой любви речь? Ее нет. И учеба без особой любви.
«– Я хо́чу тебя… Хо́чу…»
***
Сегодня мы опять сидели на «нашей» скамейке. И почти сразу началась «поэзия». Я чувствовал, что Вика хотела поцелуев, она сильно прижималась, долго не отрывая уст. Такого желания я раньше не замечал. Но а я… О! Я опять был спокоен и душой, и телом. Прильнув к ней, я мог лицезреть (через ее плечо) прохожих, которые иногда проходили мимо за кустами и решетчатой оградой. А Вика, обняв меня за шею, страстно прижималась и меня прижимала к себе. Ну, от таких порывов не отставал и я. Ха! Плохо, что наши шубы толстые. Мы только целовались, а в остальном я был смирным и не проявлял никакой «физической» инициативы. То ли не хотел, то ли было как-то совестно.