– В Шатой, – утвердительно наклонил голову Асхаб, оглаживая густую с проседью бороду.
– А отара?
– Хас-Магомед и Мансур будут пасти.
– Тогда прощайся с отарой, – рассмеялся Бехо. – Хоть медку мне отложи на дорожку.
– Всё, что не уйдёт с прилавка – твоё, – улыбаясь, проговорил Асхаб.
– Баркалла4! – смеялся Бехо. – Мне как всегда достанутся объедки! Ну, доброй дороги!
– До вечера, брат! – крикнул Асхаб. Арба тронулась дальше.
Хас-Магомед и Мансур тем временем вели отару овец по старой тропинке, вытоптанной ещё при их прадедушке. Она забирала в гору, где ширились лесные просеки, глубокие лога, покосы сочной густой травы, и пестрели цветы. Те места были особенно любимы овцами, и потому Асхаб велел сыновьям пасти скот именно там, где юношам следить за ним было проще всего.
Хас-Магомед шёл с ярлыгой5 в руке, осторожно вглядываясь своими быстрыми чёрными глазами в морду всякой овцы, боясь не досчитаться. Пересчитывал он их чуть ли не каждую минуту, под сердцем у него всё время ныло от тревоги и боязни упустить хоть одну. И подогревало эту тревогу раздражение, которое всю дорогу разжигал в нём брат-близнец; Мансур всё время отвлекался, хватал палку или ветку, валявшуюся на пути, и то и дело размахивал ею, взрезая воздух, добиваясь звучного свиста. Когда «бои на палках» наскучили ему, Мансур стал клянчить ярлыгу у Хас-Магомеда.
– Отстань, – отмахивался от него брат.
– Ну да-ай! – просил Мансур.
– Не дам. Не заслужил, – грубо отвечал Хас-Магомед.
– А ты заслужил?
– Заслужил, – гордо поднял голову Хас-Магомед.
– Это чем же? – ехидно улыбался Мансур.
– Я делом занят, а не бегаю кругом, как болван.
– Сам болван!
– Молчать! – грозно насупился Хас-Магомед. – От тебя хлопот ещё больше, чем от этих овец!
На время непоседливый Мансур затих, но когда они поднялись к пастбищу, выпалил:
– Хас-Магомед, давай поборемся!
– Отстань, – бурчал брат.
– Ты боишься бороться со мной, потому что знаешь – я сильнее!
– Нет, – угрюмо отвечал Хас-Магомед.
– Называл меня болваном, а сам – трусишка! – корчил рожи и тыкал пальцем Мансур, раззадоривая брата.
– Я не трус, – бормотал Хас-Магомед, силясь не замечать Мансура, потому что он мешал очередному пересчёту овец.
– Трусишка, трусишка! Трус! – повторял Мансур, кружа вокруг брата.
– А ну отстань, говорю! Не мешай, не то оба получим от отца! – покраснел Хас-Магомед. Он содрогался от одной лишь этой мысли.