. Г. Тард упоминал о всего лишь пяти преступлениях, за которые полагалась смертная казнь по салическому закону, среди них и дезертирство, и трусость, и измена
[13].
Суть данного преступления представлялась в дореволюционном отечественном законодательстве в двух аспектах: внутреннем, субъективном – в намерении покинуть службу и внешнем, объективном – в оставлении места службы, что само по себе составляет правонарушение. На тысячу человек среднего списочного состава в русской армии в 1890 г. бежавших было 2,77, в 1891 г. – 2,70, в 1892 г. – 2,59, а за исключением пойманных и добровольно явившихся – 0,71, 1,09 и 0,88 соответственно[14]. Большинство дезертиров в XVIII–XIX вв. представляли окраинные народы Российской империи, и количество бежавших даже не приближалось к масштабам бегства из армии и уклонения от призывов в Первой мировой и Гражданской войнах[15]. Военный теоретик, «русский Клаузевиц», А. А. Свечин писал: «Армии XVIII века, небольшие по размерам, хрупкие, склонные к массовому дезертирству, были не способны преследовать крупные цели войны; в целях борьбы с дезертирством приходилось располагать войска только биваком в поле и довольствовать исключительно подвозом с тыла; зимние кампании были почти исключены»[16].
Проблема массового дезертирства в Красной армии была в большой степени «унаследована» от царской армии, армии революционного 1917 г. Показательно, что документы, приложенные к «Руководству к декретам и постановлениям о дезертирах и дезертирстве», изданному в Петрограде в 1919 г., открываются извлечениями из «Военного устава о наказаниях» русской армии 1916 г.[17] Уже в этом факте видна преемственность борьбы с дезертирством («оставлением службы»), ставшим начиная с 1915 г. настоящим бедствием[18]. 4 августа 1915 г. на секретном заседании Совета министров по вопросу о привлечении в ряды действующих войск «ратников ополчения II разряда» было оглашено заявление министра внутренних дел Н. Б. Щербатова: «Полиция не в силах справиться с массою уклоняющихся; люди прячутся по лесам и в несжатом хлебе». В докладной записке Николаю II (ноябрь 1916 г.) значилось, что из общего числа запаса нужно вычесть «два миллиона людей, состоявших из оставшихся в занятых неприятелем областях, эмигрантов и незаконно уклонившихся от несения военной службы»