Мать усадила меня за стол и стала кормить овощным пюре, запах которого вызывал у меня дикое отвращение.
– Ну, давай, съешь ложечку за маму, – она запихнула в мой рот огромную ложку.
Скривившись, я отрыгнул всю смесь прямо ей в лицо.
На следующий день после купания, мать взяла меня на руки и понесла в комнату:
– Моя ж ты, маленькая! Сейчас мы тебя оденем, причешем наши волосики, и будешь как настоящая принцесса.
Она стала натягивать на меня розовое платьице.
– Подожди, что ты делаешь?! Стой! Я же мальчик! Стяни с меня это тряпьё! – – закричал я, конечно же, мысленно, в то время как мать уже повязывала на моей голове добротный бант.
– Коова! – воскликнул я, пытаясь утихомирить эту несносную бабу, размахивая руками, припомнив свой чёрный пояс по карате.
Она замерла, хлопая своими лупоглазыми зенками, отчего по ее реакции я тотчас осознал, что наконец-то смог высказаться вслух. Таким образом, “корова” стало первым, произнесённым мною в этой жизни, словом.
***
Прошёл ещё один год моей жизни.
Мать усадила меня за стол и поставила передо мной тарелку с перловой кашей.
В ужасе я зажмурился.
– Что это? Неужели это действительно происходит со мной? Я живу в какой – то коммуналке в Мухосранске, в тысячах километрах от знаменитой Рублёвки, где по-прежнему стоит мой огромный дом на десяти гектарах земли, в котором проживают мои бывшие родственники,где ездить на занюханном мерседесе просто не прилично, где горничные банками подают мою любимую чёрную икру, где рекой льётся шампанское, где девочек столько, что … стоп, стоп, – подумал я, – Хватит! Иначе от подобных мыслей можно просто сойти с ума. Всё, сейчас я крепко зажмурюсь, а когда открою глаза, то весь этот кошмар рассеется и всё снова станет как раньше. Я буду красавцем-мужчиной с ослепительной улыбкой и с “бриллиантовой” кредитной картой в кармане малинового пиджака.
– Жри, сволочь! – услышал я пронзительный рёв и открыл глаза.
Передо мной по-прежнему сидела всё та же жирная баба, и тыкала мне прямо в рот ложку каши.
– Жри! – злобно повторила она.
Я понял, что волшебства не случилось и я всё ещё её маленький уродливый сынок. Мне стало настолько обидно, что я заплакал.
– Да сколько же это может продолжаться?! – истерично завопила она, давая мне подзатыльник, – Ни ребёнок, а выродок какой – то! За что же мне это наказание?! – ревела она, как какое-то чудовище.