– А мне за что? – думал я, – Дала бы мне оладьи с вареньем, блинчиков с чёрной икрой или пирожных, которые я так любил, вместо этого пичкает меня всякой дрянью, да ещё и удивляется, что я ничего не ем.
– Коова! – повторил я вслух своё теперь уже излюбленное словцо.
– Ах, ты ж, гадёныш маленький! Так говорить на мать?! – рявкнула она, подпрыгивая на месте.
– Да какая ты мне мать?! – возмущался мысленно я, – Ты себя в зеркало видела? У меня красивая, интеллигентная, добрая мама… была, по крайней мере. А ты прямо чудовище лупоглазое какое – то.
– Газила с Тагила! – вдруг вслух вырвалось у меня словосочетание, которое неоднократно разучивал со мною мой отец. Думаю, он так тешил своё больное самолюбие.
– Что? – она выпучила на меня свои глупые зенки. – Что такое? – после чего как ошпаренная выскочила из кухни.
– Отец, ты слышишь? Ты слышишь, что он только что сказал? Говорила же, не смотреть при ребёнке такие жуткие фильмы! Он как губка всё впитывает! – истерила она.
В кухню, неспешно, почёсывая своё волосатое пузо, вошёл отец.
– Ты слышал, что он на меня только что сказал?! – не унимаясь, вопила мать.
– Ну что ещё? – буркнул тот в ответ, безразлично поглядывая на меня сверху вниз.
– Что ты тут мамулечке нашей такое сказал? – с издёвкой произнёс он.
– Он сказал: “Годзилла с Тагила!” – взвизгнула мать.
– Да ты что?! Правда, что ли? – отец довольно улыбнулся, – Мой сынуля! – с гордостью заявил он, смачно чмокая меня прямо в лоб своими противно мокрыми губами.
– Придурок, так только жмуриков чмокают! – скривился я, вытирая свой обслюнявленный лоб.
– Вот и я говорю – ребёнок весь в тебя! Была бы девочка, – закатив глаза к потолку, мать с сожалением вздохнула, будто коря Всевышнего за свои страдания.
Я с грустью оглядел себя с ног до головы. На мне по-прежнему красовалось девчачье розовое платьице с безвкусными рюшками.
– Девочка? Тебе что, сынули мало?! – возмутился, нахмурившись отец, словно получил удар ниже пояса.
– Раз тебя всё устраивает, то сам его и корми! – Мать в гневе швырнула ложку на стол, так что та с визгом доковыляла до края и со смачным звоном брякнулась на пол, в точности копируя поведение истеричной женщины, выскочившей из кухни, круша всё на своём пути. Отец с невозмутимым видом поднял ложку с грязного пола, словно игнорируя очередную истерику супруги, и зачерпнув в тарелке немного каши, нарушая все санитарные нормы, аккуратно поднёс ложку к моим губам. Я зажмурился.