А бывает, хоронят какого мужичонку никудышного, пьяницу, забулдыгу. Придут, а подходящего гроба и нет: все разобрали, товар-то популярный, – одни розовые с золотой отделкой и цветами остались. Так Коля никогда не откажет – обтянет поверх розового скромным темным сатином. Все ж покойник мужеского полу, уважения требует. Не лежать же ему, как Барби, в розовом.
Вот, в середине-то девяностых по-другому было. И схоронить-то по- человечески – целая проблема. Где машину достать, где автобус? Копалей одних полдня по городу бегаешь, ищешь. И каждого уговори, каждому дай, поднеси с поклоном. А он, сука, выкобенивается: то ему земля смёрзлась, то дождями всё расквасило, лопата вязнет – добавить бы надо. И гробов такого раздолья, как нынче, не бывало. Не гробы – ящики фанерные. Покойнику лежать-то в нем – грех один. А покойник – тоже человек, хоть и бывший. Деликатность нужна.
В таких условиях не до деликатности, родственникам даже скорбеть некогда – как зайцы мечутся в поисках справок и нужных людей.
Колина мать не справилась бы с похоронами. Поэтому он выжил. После того случая.
За покладистость и сговорчивость в городе любили Коленьку. И за руки золотые – не китайского, отечественного – производства, закаленные суровой школой гроботесов, ГПТУ № 26. Всё мог Коленька, все умел, что касается похоронного дела. А за другое не брался – скучал.
Николай вышел из церковной калитки, повернулся лицом к иконе, перекрестился и только после этого натянул старенькую вязаную шапку – падал снег.
– Коля, когда ты уже телефон себе купишь? Сорок минут здесь танцую, уши отморозил, – друг детства Серёга Тазов картонными ботиночками утрамбовал снег около крыльца в мастерскую Лаврентьева, – ведь случись чего – даже не сообщить тебе никак!
– А вот ты, Серёжа, взял и пришёл, без телефона справился, – Коля пошарил за дверной обналичкой, достал ключ, – сейчас чайку попьём, с яблочным вареньицем, – Коля вставил ключ в замочную скважину и подтолкнул деревянную дверь плечом. – Напрасно ты, Серёжа, шапкой пренебрегаешь, – потопай-потопай ногами-то, не спеши, – а задержался бы я на службе?
– Натопался уже! – Тазов нетерпеливо протиснулся в тёмный коридор, густо уставленный крестами, – ставь чайник, Коленька, температура падает, – Серёга побыстрей миновал частокол крестов и вошёл в мастерскую.