Пришло время сходить за кофе. Годунов открыл глаза. Стёкла очков прояснились. За соседним столом сидела Вера с чашкой чая и надкусанным пирожным. Поняв, что замечена, она встала и подсела к Годунову.
– Привет. Извини, что вторглась. Не думала, что ты будешь здесь. А я же не знаю других мест. Зашла посидеть и подумать. Я хотела тебя найти, но не знала как.
– Зачем?
– Продолжить то, что начали. Мы ведь в прошлый раз не договорились. Извини, я тогда перебрала с алкоголем.
– Я должен тебя извинять? – удивился Годунов. – Ведь я же тебя напоил.
– У меня должна быть своя голова на плечах.
– И ты, по-моему, оказалась покрепче.
Вера чуть улыбнулась, собрав морщинки около глаз.
– Да что ты.
Оба замолчали.
– Да, я помогла тебе лечь, если ты это имеешь в виду… Если тебе интересно, я тебя и раздела. Не в одежде же тебе было спать. Привыкла так делать с мужем.
– А потом?
– Вызвала такси и уехала. У тебя чего-то пропало? Я не знала, как закрыть комнату.
– Ничего, конечно, не пропало, – произнёс он раздраженно. – Спасибо, что уложила.
В глазах Веры мелькнула молния.
– Если ты боишься, что пьяный приставал ко мне, то нет. И даже если бы да, то у тебя ничего бы не вышло. Даже и не думай.
– Я и не думал. Но речь может идти не только обо мне.
– Годунов, ты с ума сошёл? Я замужем так-то.
Он пожал плечами.
– В жизни бывает всё.
– Ты не обижайся. Просто это… невозможно, – сказала Вера, чуть подумав.
Годунов и не обижался. Они заговорили о работе, вожатая интересовалась теми или иными трамвайными тонкостями, а он объяснял, что к чему. Когда равновесие восстановилось окончательно, Вера спросила, можно ли посмотреть второй дом.
– Да хоть сейчас. Тут недалеко.
Они дошли до перекрестка Собинова и Пушкина. Власьевский сквер был пуст, за решеткой стояли огромные липы с чёрными, неживыми ветвями, плотно облепленные замершими галками. Вдруг рядом завыла сирена, что-то заскрипело, и на Пушкина влетела, едва вписавшись в поворот, пожарная машина. Звук окатил сквер и путников волной тревоги, галки сорвались с ветвей и хрипло закричали.