К сожалению, в 60-х годах XIX века европейским монархам не хватило бисмарковской прозорливости и способности предвидеть все последствия пассионарного порыва немецкой нации к объединению, дирижером которого выступило наиболее воинственное и агрессивное Германское государство. В тот период совокупной мощи европейских держав было вполне достаточно, чтобы укротить амбиции Пруссии, надолго законсервировать противостояние Пруссии и Австрии, не доводить дело до создания Северогерманского союза и тем самым предотвратить или надолго отсрочить создание единой Германской империи. Разумеется, подобная политика таила в себе определенные риски, поскольку она развязывала руки французскому императору, охочему до сомнительных авантюр и способному натворить немало бед. Но ведь и его время уже подходило к концу, и кто знает, какую политическую силу История выставила бы на смену дряхлеющему монарху. Главное, что в Европе не возник бы новый центр силы, традиционные сверхдержавы того времени привычно продолжали бы поддерживать мир и глобальное равновесие и, что самое главное, не были бы заложены основы будущих драм, разыгравшихся уже в ХХ веке.
Получается, что 60-е и 70-е годы XIX века стали тем «распутьем», на котором ход мировой истории с большой вероятностью мог быть повернут совершенно в ином направлении. Мог быть, а мог и не быть… Товарищ Сталин, не признававший сослагательного наклонения при анализе исторических событий и веривший в объективные исторические закономерности, не одобрил бы подобного гадания. Зато Наполеон, знай он о подобном стечении исторических обстоятельств, счел бы его лишним подтверждением того, что миром правит случай. К счастью, у нас теперь свобода мысли, и мы вольны по своему вкусу интерпретировать случившиеся события. Но это совсем другая история…
Леонид Мерзон, переводчик
История, которую я собираюсь вам рассказать, – а речь пойдет о событиях моей жизни, – охватывает непродолжительный период времени. Началась она в июле 1870 года, а закончилась в июле 1871 года. Таким образом, вся моя история уложилась в тот прискорбный отрезок времени, когда Франция и Пруссия находились в состоянии войны. Если бы было уместно изъясняться на латыни, то в заглавии этих записок я написал бы: «Et quorum pars magna fui»