Озеро Шести печалей оказалось невелико, плюнуть с берега на берег можно при желании и попутном ветре. Не особо чистое, муть да ил, лично Викард бы в него не полез и пить без нужды побрезговал. А опечаленные скукожились, что сморчки, да потянули рубахи с портами. Совсем одурели, болезные!
Альбин Вран оказался мудрее. Палец в воду ткнул, призадумался. Взвесил печали на весах осторожности. И в глубину не полез.
Видно, печалей в нем скопилось на палец, но скорее учуял Вран, что водица стухла от сброшенных трупов. Мразь присел гадливо на берег, нос породистый, что воронов клюв, скривил, рудный меч положил на колени.
Надо же, дедов клинок прихватил! Не руда ли толкала мразя к воде?
Викард устроился хищным коршуном на макушке скрипучей сосны. На открытое место не сунулся, незачем. С рослой сосенки далече видать: и поле, взрытое камнепадом, и кругляшек озерца, и двоих дураков, рискнувших купаться в помоях. Вон стоят, сомневаются, мнутся, что девки. Зашли по колено, а дальше-то боязно, вдруг дурное притаилось под ряской?
Даритель первым шагнул в глубину, увлекая за собой монаха. Воин, полковник, гений стратегии. Кем ещё себя мнит в детских грёзах? Представил, герой, как вернётся в лагерь, испугавшись тухлой воды. Насмешки Стейси к себе примерил, ехидные присказки Тверка. Вот он где, настоящий страх для гордой и глупой души!
Истерро побрёл вслед по привычке, успел примириться Бабник, что вели его люди с мечами. Сделал пару шагов, оступился, по уши окунулся в жижу, забарахтался, баламутя ил. И заорал во всю мощь светлой глотки.
Потому как всплыли из липкой топи, в пузырях ядовитого газа, не один труп и даже не два. Всплыли несчётно, как по команде: белые, тухлые, рассечённые шрамами, изъеденные водяным червём. Воины и сиволапые, купчишки, дровосеки, девки дурные, прибежавшие от любви топиться. На добрую хоругвь набиралось, но тут уж Берсерк не стал пересчитывать. Потому как Бабник завопил пуще прежнего, уже не от страха, от боли, рванул прочь, а уйти не сумел.
Закричал, забарахтался в ловушке Даритель, но Вран не зря морщил нос над водицей, мигом скатился вниз, ударил рудой наотмашь, полосуя поганое озеро. То завизжало пронзительно, тонко, аж кровь из ушей потекла. А Бабник всё мучился, бился, всё соскальзывал в скопление пузырей.