Навскидку здесь толкалось человек двести только возрастных казаков, допущенных на круг. Второе кольцо образовывали парни и подростки. Им было плохо видно, что происходило на сколоченной из досок и мелкого бревна небольшой возвышенности в центре майдана, и молодежь тянула шеи, стоя на на цыпочках. Некоторые забирались на всякие кочерыги. Присмотревшись, близнецы разглядели на помосте их знакомца Ивана Косого. Размахивая руками, он что-то живо рассказывал собравшимся казакам.
Поддерживая саблю, на помост забрался среднего роста казак с большим серебряным крестом на груди, придавливающим длинную седую бороду. Косой уважительно посторонился, но не ушел. Новый казачина, ухватив крест в широкую ладонь, похоже, по привычке и перекрестившись на луковку деревянной часовни, загудел басом:
– Дело такое, братья-казаки. Опять нам попа из России хотят прислать. Говорят, будто ваш выбранный не справляется. Так ли? – он обвел зашумевших товарищей суровым взором из-под густых топорщившихся бровей.
– Мы его в речке скупнем, как прошлого, – закричали из толпы.
– Мы тебя выбрали, нам другого Отченаша не надобно.
– Нормально Тихон справляется.
– Посылай их подальше.
– Умники больно.
– Нам нахлебников не надо.
– Отченаш и как казак саблей горазд, и как батюшка – кадилом.
На погост заскочил, парни даже не поняли откуда – точно, не по ступенькам, – низенький и верткий казак, чем-то похожий на Тихона. Такой же заросший, но более растрепанный. Властной рукой отодвинув не сопротивляющегося батюшку, он поднял руку с зажатым в ладони посохом.
– Мы вольные люди, нам чужие не требуются. Сами с усами. Отченаш, хучь и старший брат мой, хучь и с крестом ходит, что я не одобряю. Но скажу честно – лучший батюшка. Верно, казаки?
– Верно, Гринька! – закричали снизу.
– Ведун не сбрешет, правду скажет.
– И спрашивать нечего, гнать московского, ежели пришлют.
Косой, удерживая довольную улыбку, поднял руку:
– По-моему все ясно, хорош адатить[48], казаки, – он повернулся к Тихону. – Так и отпиши. Мол, ажеж[49], благодарствуем, но не треба. А ежели настаивать станут, шибко не ругайся, мы на него тут окорот сыщем.
Майдан одобрительно загудел. Тихон перекрестил толпу, и его широкая ладонь снова взметнулась вверх.
Атаман и ведун с интересом уставились на священника. Что еще скажет? Толпа постепенно замолкала.