Искупление тьмой. Книга избранных стихотворений - страница 2

Шрифт

Интервал

что вся жизнь есть ответвления ответвлений,

и что существуют такие каменные дыры в мире человеков,

где никогда не распускались цветы, – и вот, после следующего

бессмысленного поворота, мне совсем безразлично

наяву или в воображении вдруг вижу я солнечный проём в стене…»

Если говорить о Тьме моей книги – то она, в большей мере, метафизическая и требует от читателя признания неземных интуитивных смыслов. Не всякому случается открыть темноту себя – и уж коли это произошло, то себе во благо, потому что данное знание с лихвой оправдывает цену существования человека как такового.

Ещё со школьных лет в глубинах ранца

таился жирный сумрак, а пространство

набухло, как вертящийся синяк.

Погоды бред, подверженный морозу —

одическая дань её склерозу,

и хохот черепа беззвучен, сир и наг.

И самое главное, о чём эта книга – о том, что человеку в темноте самого себя нет причины обманываться и лгать.

Борис Головин

«В темноте обнажается только душа…»

В темноте обнажается только душа.

Вещи, мраком покрывшись, уходят в монахи.

Ты ко мне, после душа, скользнёшь из рубахи,

как ребёнок дыша.

И тогда в море ночи мерещится свет,

возвративший погибшую лодку к причалу,

и тогда мы друг друга найдём одичало

через тысячи лет.

И в сомкнувшемся мраке не станет беды,

ни кричащего яблока в древней траве, и

на песке зацелованной солнцем аллеи

будут влажны следы.

2012. Port Moresby

Филяндинские стансы

А зимой там колют дрова и сидят на репе…
И. А. Бродский

Прохудав, тканный в листья кафтан

ждёт на воздухе чистки и встряски,

и, как встарь, в сентябре Левитан

подновил ему краски.

Над крещёной горою – раскат

в пропасть неба: две птицы святые

третий век улететь не хотят

за моря золотые.

А над озером ближним, внизу,

гомон чаек, визгливые крики.

Вдруг замрёт, утирая слезу,

воздух чистый и дикий.

Был в гостях у Матвеича. Спят

восемь кошек, не спится котёнку.

Свет вечерний, пролившись сквозь сад,

озарил самогонку.

День пустынных причуд и тоски,

а Прокофьевна с клюквой сегодня.

Вас и осенью тут, старики,

греет лето Господне.

Вам одним тут, на мёрзлых дровах,

тешить вьюгу в любви с укоризной,

как Петру и Февронье в снегах,

позабытым отчизной.

Выпив тайну песочных часов,

на тенётах стрекозы повисли.

Так душа устаёт от обнов

наигравшейся мысли.

Пустишь под гору велосипед —

не печалься о вечных вопросах,

но Матвеич уставился вслед,

Следующая страница